Я оглядываюсь.
– В чем дело? Что-то сломалось? Застежка на янтарном ожерелье на днях показалась немного хлипкой, но я уверена, что ее можно починить.
– Дело не в этом, – она выходит из спальни, держа что-то в руке. – Это было в одном из ящиков…
То, что она мне дает, похоже на грубо сотканную куклу, из плотной ткани с длинными черными нитками, торчащими из головы вместо волос. Лицо нарисовано: голубые глаза, красные губы. Очевидно, это я. Белое перо – с крыла настоящей чайки, по моим предположениям, – крепится к кукле короткой цепочкой. И еще кое-что…
– Что это такое? – Я указываю на диск из серебристого металла, выпирающий примерно там, где должно быть сердце, если бы кукла была человеком. Летия молча переворачивает куклу: из ее спины торчит конец длинного серебряного гвоздя.
Мой живот сжимается.
– Просто ужасно.
– Это проклятие, Адерин, вот что это такое. Злое проклятие, предназначенное причинить тебе вред… – Она дрожит, плачет и пытается одновременно бормотать про себя молитву.
– Летия, успокойся, – я встаю и указываю рукой на стул. – Сядь и положи эту штуку на стол, – она повинуется, и я приношу ей бокал вина из графина, стоящего на буфете. – Выпей это.
– Но мы должны уничтожить ее, мы должны сжечь ее…
– И мы это сделаем. Но сначала покажем ее гостевому мастеру, – хотя я не уверена, что он мог бы это сделать. У меня бегут по коже мурашки, когда я заставляю себя поднять куклу. В мою комнату не составляет труда кому-либо проникнуть. Горничные приходят и уходят каждый день, как и мальчик, таскающий дрова. У Люсьена тоже есть ключ…
Я вздрагиваю и прогоняю эту мысль прочь.
Летия все еще плачет.
– Не расстраивайся так сильно. Это просто ткань с набивкой. Она не может причинить мне никакого вреда, – на ее лице появляется упрямое выражение, но я пытаюсь снова. – Это не более чем суеверие, вот и все. Честное слово, что бы сказала госпожа Глэб?
Наша наставница – в теории, только моя наставница, но я настояла на том, чтобы Летия сопровождала меня на большинстве уроков, – часто отчитывала мою подругу за древние поверья, выученные ею в раннем детстве.
Я кладу куклу на стол. Понятно, что это не может быть проклятием, но это угроза. Кто-то хочет меня напугать. Кто-то знает, что я обнаружила новую информацию о смерти моей матери, и хочет, чтобы я прекратила поиски.
Но я не собираюсь останавливаться.
Ближе к вечеру мы с Летией идем к гостевому мастеру. Он в потрясении и растерянности и в то же время признает, что мало что может сделать. Он предлагает поставить у моей двери темную стражу, но я отказываюсь. Я не хочу, чтобы им было еще легче шпионить за мной. Потом мы возвращаемся в мои покои и бросаем куклу в огонь. Когда пламя разгорается, я замечаю, что тот, кто сделал эту штуку, не потрудился даже дать ей оружие.
Любопытно. И все же кукла быстро сгорает. Вскоре среди пепла остается только серебряный гвоздь.
Погода меняется. С севера проносятся ливни, и Цитадель, окруженная туманом и водой, остается стоять на своем высоком утесе. Здесь слишком сыро для верховой езды и для полета даже для моей кузины Одетты. Вместо этого она приглашает меня провести обед второго дождливого дня с ней и Зигфридом. Она немного расстраивается, узнав, что я уже виделась с ним, но все же сидит с нами в приподнятом настроении, а ее решимость любить избранника очевидна в каждом взгляде и жесте. Я не вполне уверена, что Зигфрид так же увлечен Одеттой, как она им. Но он обращается к ней уважительно, внимательно, и, поскольку у меня самой нет опыта в такого рода отношениях, я сомневаюсь в своем суждении. С Зигфридом легко разговаривать, и мы втроем проводим несколько приятных часов вместе. На следующий день мы снова встречаемся за обедом. Впервые с тех пор, как я прибыла в Цитадель, я чувствую, что обрела друзей.
Дождь продолжается уже четвертый день. Утром после долгих собраний, устав от заточения, я направляюсь в большой уединенный сад рядом с храмом. Я думаю об Одетте и Зигфриде, гадая, что они делают в этот момент, и как бы мне ухитриться поговорить с Зигфридом наедине, как он внезапно появляется на тропинке прямо передо мной.
– Ваша Светлость, – он улыбается и кланяется. – Какой приятный сюрприз. Вас не хватало сегодня за обедом; надеюсь, вы не слишком много работали. Могу я присоединиться к вам?
– Конечно, – он идет рядом со мной, и я беру его за протянутую руку. – Я провела последние несколько часов, обсуждая торговые соглашения. Это важно, но утомительно. Надеюсь, вы с моей кузиной нашли себе более приятное занятие?
– Мы были в храме, обсуждали свадебные планы.
– Дата уже назначена?
– Пока нет. Все зависит от короля, – он слегка улыбается. – Но я не думаю, что Его Высочество особо торопится. И я – нет.
Я удивлена его словам.
– Возможно, вы недооцениваете привязанность моей кузины к вам. – Какое-то время мы идем молча, дождь барабанит по каменным колоннам и брызжет на мраморные плитки, и мы меняемся местами, когда Зигфрид говорит мне, что боится, что мое платье может промокнуть. – Вы не желаете жениться?
– В конце концов, каждый хочет жениться. И быть избранным наследником престола. Каждый хочет получить корону… Не думаю, что найдутся те, кто откажется.
– Но ведь у вас был выбор, верно?
– У меня был выбор. Но я должен думать о благе своего доминиона. – Я понимаю, что он столкнулся с тем же выбором, что и моя мать много лет назад. Но он пришел к другому решению. – Мне жаль принцессу, – продолжает он. – Как наследница престола, она должна выйти замуж, – он пожимает плечами. – Ее выбор тоже ограничен. На ее месте я бы, наверное, тоже выбрал себя, – внезапная улыбка озаряет его лицо. – Это прозвучало ужасно тщеславно?
Я ухмыляюсь.
– Может быть, немного. И все же, как бы вы ни были красивы, – он кланяется в ответ на мой комплимент, – мне жаль ее. Быть вынужденной выйти замуж, прежде чем научиться править королевством… Я не знаю, почему законы настаивают на этом.
– Но это так. Старейшины говорят…
– Закон – это закон. Я знаю, – я вспоминаю свой первый разговор с Ароном и его описание Зигфрида. – Некоторые люди считают, что у вас просто красивое лицо.
Он смеется над этим.
– Я в этом не сомневаюсь. Но, возможно, и не отрицаю, – веселье в его глазах исчезает, когда он добавляет: – Мы все делаем то, что должны, чтобы выжить, – он вглядывается в меня, проводя большим пальцем по подбородку. – Могу я вас кое о чем спросить?
Я киваю.
– Что ж… дискомфорт, который вы ощущаете при трансформации; я думаю, что в силах помочь вам. Вы позволите мне это сделать?
Я инстинктивно напрягаюсь. Одетта, должно быть, повторила ему то, что я ей рассказала. Я не должна удивляться. Но все же эта тема оказывается затронутой таким образом, так открыто. Этот относительно незнакомый человек напоминает мне, хотя он и не знает всей правды, о моей неудаче…
