– Сука! Фригидная сука!
Элизабет почувствовала, как он скатился с нее. Сейчас наступит обморок, подумала она. Наконец-то. Уютная темнота стала подступать к Элизабет.
– Признайся. – Голос Лукаса донесся будто издалека. – Назови мне его имя, или я убью тебя.
Элизабет открыла глаза. Чувство облегчения исчезло, и желанная темнота отступила. Лукас держал в руке пистолет.
Левой рукой он сгреб ее волосы, усиливая боль в израненном ухе. Пальцы его сжались.
– На этот раз ты не уйдешь от меня, холодная сука. Ты мне все расскажешь.
Он повернул ей голову и вложил дуло пистолета в неповрежденное ухо.
– Считаю до трех. После счета «три» я прострелю тебе голову.
– Давай, – бесцветно сказала Элизабет. – Хуже не будет.
Она так настрадалась, что мысль о краткой муке и долгожданном покое вселила в нее радость.
– Один.
Элизабет закрыла глаза.
– Два.
Клацнул взведенный курок; Элизабет почувствовала, что дыхание ее сделалось ровней.
– Сейчас я выстрелю, Элизабет. Она не отвечала.
– Ты вынуждаешь меня сделать это. Но я даю тебе последний шанс.
Дуло глубже вдвинулось ей в ухо.
– Три.
Она ждала, но стояла тишина. И вот послышался скрежет – Лукас нажал на спусковой крючок. Элизабет подумала, что надо бы помолиться, но она слишком устала. «Я готова», – сказала она себе. Глухой металлический отзвук вибрировал в ее ухе. Пистолет оказался незаряженным.
– Проклятье! – взревел Лукас, отшвырнув пистолет. Оружие с лязгом ударилось о мраморную плиту камина. – Обманул! Мой собственный пистолет меня обманул! Обманула жена. Обманули в армии. И братец твой проклятый меня надувает. – Лукас запрокинул голову и завыл как зверь. – Где мой сын? Ты и здесь меня обманула. Дочка! На что мужчине дочка?
Элизабет различала безумие в его голосе. Оцепенение проходило, и ужас, леденящий кровь, заставил ее опомниться. С Рождества он не вспоминал о Кэтрин. Но до сегодняшнего вечера он держался иначе. Элизабет открыла глаза и взглянула на Лукаса.
Он стоял на коленях у камина и искал револьвер, роясь в золе.
Элизабет с трудом приподнялась:
– Нет, Лукас. Только не это. – Говорить она могла только шепотом.
Лукас обернулся.
– Я к тебе вернусь, – огрызнулся он. – Вот найду пули и вернусь. С Кэтрин я и без пистолета справлюсь.
– Лукас! – взвизгнула Элизабет. – Лукас, остановись! Ведь это твоя дочка, ты любишь ее.
– Да, – признался он, – люблю. – Он сжался в комок и заплакал. – Моя малышка! – Плечи его тряслись.
Вдруг Лукас поднял голову. Лицо его было искажено и в слезах, изо рта стекала слюна.
– Опять пытаешься меня надуть, – сказал он. – Ты всегда меня вокруг пальца обводила. Как ты, шлюха, докажешь, что дочка моя? Откуда мне знать, сын был мой или нет?
Поднявшись на ноги, он заковылял к двери.
– Лукас! Ты куда?
– Взгляну на Кэтрин. Хочу убедиться, моя ли это дочь.
– Не ходи, Лукас!
Он не слушал ее, стараясь нажать на дверную ручку.
– Лукас, прошу тебя, не ходи. Ты ее до смерти напугаешь.
Дверь с шумом распахнулась. Свет из холла обрисовал силуэт Лукаса, лицо его лоснилось от пота, глаза безумно сверкали. Он устремился к лестнице.
Элизабет забыла об изнеможении и боли. Ведь она жила для одной-единственной цели. Во что бы то ни стало надо остановить Лукаса. Элизабет подскочила к камину, схватила кочергу и поспешила вслед за мужем. Он продвигался наверх, цепляясь за перила, чтобы не упасть. Элизабет обогнала его, опередив на три ступеньки, и встала между ним и Кэтрин.
– Лукас, – предупредила она, – еще один шаг, и я тебя убью, Бог свидетель.
– Прочь с дороги! – Он приблизился к ней.
Элизабет с размаху опустила кочергу на голову Лукаса – удар пришелся прямо посередине лба. Лукас, раскинув руки, сильно откачнулся назад, в окольцованный перилами красного дерева овал. Элизабет заткнула уши руками.
Она взглянула вниз, на распростертое разбитое тело.
– Чтоб тебе сгнить в аду, – прошептала она.
Наверху что-то шелохнулось. Элизабет в испуге обернулась. Но все было тихо. «Наверное, Кэтрин сбросила одеяло, – подумала она. – Надо бы ее накрыть. – Она едва не расхохоталась, сообразив, что думает о таких пустяках, хотя все еще стоит здесь, с орудием, которым убила мужа. – Надо позаботиться о необходимом, – подумала она. – Сначала отнесу кочергу». Элизабет заковыляла в спальню.
Сознание ее работало необыкновенно отчетливо, отделяя случайности и подсказывая, что делать и что говорить. Во-первых, пистолет. Она положила его на полку.
Элизабет смыла кровь с уха и шеи, надела чистую ночную сорочку, причесала и уложила волосы. Прядь волос, которую вырвал Лукас, она присоединила к оческам, лежавшим на туалетном столике.
«Со мной все в порядке, – подумала она. – Теперь надо взглянуть на Лукаса». Горло ее сжалось. «Прекрати, – приказала она себе. – Позже можешь хоть задохнуться от кашля, если тебе угодно. А теперь делай так, чтобы все знали: это несчастный случай. И не судачили вокруг Кэтрин, что папу убила мама».
Она стала медленно спускаться вниз, навстречу неприглядному зрелищу смерти. «Я не смогу смотреть», – шептал кто-то внутри нее. Но она смогла, Лукас, казалось, спал, только глаза были открыты. «Не гляди на меня, Лукас. Мне пришлось это сделать. Не смотри на меня так». Она повернула его голову, чтобы не видеть глаз.
Дверь в столовую была открыта. Увидев это, Элизабет поняла, что нужно делать. Она понюхала воздух. Да, Лукас надышал парами виски. Взяв полупустой графин и стакан, Элизабет вернулась в холл. Стакан она вложила в распростертую руку мужа, которая еще не успела остыть. Когда она прикоснулась к руке, сердце ее заколотилось и из уха снова начала сочиться кровь. Элизабет прижала ладонь к уху, чтобы кровь не закапала сорочку.
Кое-как поднявшись на площадку второго этажа, ведшую в их спальню, Элизабет поставила графин сбоку на ближайшую к площадке ступеньку. От запаха виски и звона в ухе кружилась голова. «Осталось совсем немного, – подбадривала она себя. – Ты легко это сделаешь».
Элизабет добралась до спальни и смыла свежую кровь. Действовать предстояло обеими руками. Захватив ножницы, она вернулась на лестницу и, пользуясь ими, отогнула угол ковра на площадке. «Потом прибью его прочней, – решила она, – а то и в самом деле кто-нибудь споткнется и упадет». Она снова почувствовала приступ кашля.
– Прекрати, – прошептала Элизабет вслух.
