Онлайн книга «Чарлстон»
Поставив поднос на стол, он обнял Пинкни. Глаза дворецкого блестели от слез.
Пинкни позволил Элии вновь усадить себя за стол.
– Тебе надо кушать, сынок. Ты отощал, как загулявший кот.
Элия забрал поднос. Заметив, что ваза и тарелка наполовину пусты, – Джо неплохо постарался, дотянувшись до еды через стол, – слуга нахмурился.
– Тень, это Элия, наш дворецкий, – поспешно сказал Пинкни. – Элия, это мистер Симмонс. Он спас мне жизнь, когда я потерял руку. Надеюсь, он какое-то время поживет у нас.
– Да, сэр, – ответил Элия. Он перестал хмуриться и поставил поднос рядом со здоровой рукой Пинкни.
– Старая мисс Эшли всегда предупреждала меня, если гость левша, – мягко сказал он, – и я знаю, что следует делать. Все, что надо нарезать, я нарежу в кухне и принесу сюда. Я дам вам ложку, пока вы не приспособились есть вилкой.
Карие глаза слуги встретились с налитыми кровью голубыми глазами Пинкни. Молодой человек успел прочесть в них и сочувствие, и любовь, и почтительность, и мужество.
Пинкни улыбнулся и словно помолодел.
– Спасибо, Элия, – пробормотал он.
– Как я рад, что Элия с нами, – сказал Пинкни Джулии после ужина.
– Старая лиса, – заметила она. – Он будет тебя уверять, что остался «присмотреть за леди», но ты ему не верь: он тоже уходил к янки. Твоя мать совершенно не умеет Держать в руках слуг. Они вернулись через несколько дней. Поняли, что от янки ничего не получат. А мы дадим им кров, одежду, пищу, а теперь еще и деньги заплатим. Многим пришлось отказать. Не знаю, хватит ли у нас средств содержать остальных.
– Кто теперь у нас служит?
– Из вашего дома Элия и Софи. Пэнси и Соломон из Барони и моя повариха Дилси с Шарлотт-стрит. Соломон работает в саду и чинит все в доме. Элия слишком импозантен для простой работы. Я бы послала его завтра паковать вещи, но твоя мать и слышать об этом не хочет. Он сопровождает нас в церковь, разодетый как щеголь, и держит молитвенник Мэри. Это, безусловно, делает ее заметной.
– Тетя Джулия, у тебя не язык, а жало.
Джулия улыбнулась:
– Мне кажется, это не так уж плохо.
Грохнула входная дверь.
– Стюарт, сколько раз тебе говорить, чтобы ты не хлопал дверями?
Мэри с сыном вернулись с вечера.
Встреча для них была неожиданной. Увидев изможденного, изувеченного Пинкни, Мэри Трэдд вскрикнула и разрыдалась. Сквозь рыдания она пыталась извиняться, отчего напряженность только возросла.
Первым желанием Стюарта было броситься на шею старшему брату. Но он вспомнил, что уже не ребенок, и протянул руку, как взрослый мужчина. Пинкни чувствовал себя беспомощным. Что он ни сделает, все будет не так. Пинкни попытался пожать правую руку Стюарта своей левой. Его опасения сбылись: неловкость между ними еще больше увеличилась. Стюарт отдернул руку, вспыхнул и насупился. Даже кисти его рук, высовывавшиеся из ставших короткими рукавов, покраснели. Первые полчаса были мучительны для всех. Пинкни представил своего спутника, что было встречено с плохо скрытым недоумением; затем наступило непреодолимое молчание. Стюарт попытался спасти положение, рассказав о клубе, который он организовал вместе со своим лучшим другом Алексом Уэнтвортом.
– Каждый день мы собирались на мосту через реку Эшли. Всего восемь человек. Когда снаряды янки еще дымились, мы ведром на веревке черпали воду и заливали их. Полковник сказал, что мы настоящие солдаты. Об этом писали в «Мессенджере». Мы дали страшную клятву не прекращать борьбы, даже если армия уйдет из города и будет приказ сжечь мост, чтобы не оставлять врагу. И мы не сдадимся. Янки думают, что мы еще дети. А мы уже взрослые. У нас есть план. Наступит день, когда мы прогоним проклятых янки…
– Стюарт!
– Мама, называть янки проклятыми – это не ругательство.
– В нашем доме не должно звучать никаких проклятий.
– Но…
Пинкни почувствовал, что очень устал. Он поднялся со стула.
– Если никто не возражает, я лягу. Доброй ночи, мама; доброй ночи тебе, Джулия; доброй ночи, Стюарт. Тень, пойдем со мной. Я сказал Элии, чтобы он поставил раскладную кровать для тебя в моей комнате.
Джо, кивнув дамам, пробубнил на прощанье несколько слов. Он был рад избегнуть взглядов, в которых читалось тайное неодобрение. От напряжения пот катился градом у него по спине. Паренек едва ли не бегом бросился за Пинкни. Старший товарищ освещал лестницу мерцающим светом керосиновой лампы.
На площадке третьего этажа они остановились. Джо едва не наскочил на Пинкни.
– Здесь комната моей младшей сестры, – прошептал Пинкни. – Взгляну, насколько она подросла. Зайди и ты.
– А вдруг она испугается? Ведь я чужой.
– Лиззи трудно испугать. Она всех любит. А сейчас она спит.
Он осторожно приоткрыл дверь и на цыпочках прокрался в темную комнату.
Лиззи спала, свернувшись клубком в детской кровати на колесиках. При мерцающем свете лампы Пинкни увидел, что девочка опасно исхудала. Ее впалые щеки и большие глазницы заливала тень.
– Господи!.. – в ужасе прошептал Пинкни. Лиззи проснулась и посмотрела на лампу. Закрыв глаза костлявыми кулачками, она завизжала.
Пинкни сунул лампу приятелю и опустился у кровати на колени.
– Тсс… Лиззи, золотко, тише, детка.
Он хотел обхватить ее рукой, но девочка брыкалась и отбивалась, продолжая визжать.
– Лиззи, это я, Пинни. Твой Пинни, сестричка. Визг прекратился. Наступила тишина. Вдруг Лизи захрипела, будто задыхаясь. Руками она хватала воздух, словно хотела восполнить нехватку в легких. Пинкни, обезумев, пытался успокоить девочку, что-то приговаривая и похлопывая ее по спине.
– Оставь ее! – услышал он голос Джулии. – Ты напугаешь ее до смерти.
Она дернула Пинкни за уцелевшую руку. Пинкни позволил вывести себя в коридор.
– Она всегда задыхается, когда очень испугана. Но так сильно она еще не кашляла.
Пинкни старался не вслушиваться в мучительные, удушливые хрипы.
– Может быть, послать за доктором?
– Доктор Перигрю осматривал ее. Он сказал, что с возрастом все пройдет и что болезнь не смертельна.
– Но ведь это жестоко, тетя Джулия.
– Возможно. Но так уж обстоят дела. Послушай. Ей уже лучше.
Пинкни прислушался – действительно, удушливые хрипы сменились мелким царапающим кашлем.
– Спасибо, тетя Джулия.
– Ложись спать. Уже поздно. Ты должен быть мужественным, Пинкни. Тебе ко многому придется привыкнуть. Бывают такие обстоятельства, когда ничего нельзя поделать.