Чарлстонцы были унижены, но солидарность их оказалась несокрушимой.
– Я рада, что ты снова стал похож на себя, Пинкни, – сказала Лавиния. – Наконец-то завершилась оплата этих ужасных налогов. Сейчас только и разговоров, что о Рождестве. Мы замечательно повеселимся.
Джо Симмонс рассматривал лежащий у него на ладони оранжевый шар. Он не знал, что это такое, и не понимал, почему Пинкни устроил такой переполох, когда он вытащил его из подвешенного чулка. Он не вполне понимал, зачем вообще в каминную полку вбиваются гвозди и подвешиваются изъеденные молью старые чулки. Тот, что дали ему, был самый целый. Но Джо ни о чем не расспрашивал. Он только присматривался и пытался до всего докопаться сам. Когда, позавтракав, домочадцы вошли в кабинет и набросились на набитые чем-то чулки, Джо понял, что так они празднуют Рождество. В честь Рождества они посещали церковь вчера вечером и опять отправятся туда сегодня перед обедом. Но никто не требует, чтобы он шел туда. Даже мать Пинкни, хотя она куда как набожна.
– Что это? – Голосок Лиззи дрожал. Она тоже держала таинственное сокровище. – Как пахнет! Это лекарство?
– Глупая! – презрительно изрек Стюарт. – Это апельсин. В чулки всегда кладут апельсины.
Лиззи закусила губу.
– Джентльмены не разговаривают так с дамами, – заметила Джулия.
Мэри обняла девочку.
– Бедное дитя! – простонала она. – Она уже забыла.
Лиззи съежилась в объятиях матери. Пинкни мягко отстранил Мэри.
– Дай-ка я покажу ей, – сказал он. – У нас всегда было это угощение на Рождество, Лиззи. Но Санта-Клаус не мог прорваться через блокаду.
Он умолк, раздумывая, как объяснить появление других подарков во время войны.
– Я знаю, что никакого Санта-Клауса нет, – мрачно сказала Лиззи. – Мне Стюарт сказал.
Стюарт поспешил укрыться от сердитых взглядов старшего брата и матери.
Пинкни снова взглянул на Лиззи:
– Апельсины очень вкусные. Сладкие. Они разделены на маленькие дольки. Надо только снять кожуру. Смотри.
Пинкни, поддев большим пальцем кожуру, тщательно очистил апельсин. Сноровка, казалось, далась ему без усилий.
– Попробуй, малышка. Уверен, тебе понравится.
Не сводя глаз с Лиззи, Джо быстро очистил свой апельсин. Он зачарованно взглянул на равные дольки и вдохнул экзотический аромат. И вдруг сердце его наполнилось чувством, названия которому он не знал. Эти Трэдды, как они не похожи на людей, с кем ему доводилось иметь дело прежде! Как они – с их суетой о всяческих правилах и вечными рассуждениями о том, как поступают леди и как не поступают джентльмены, – легко приняли его в свою семью, будто не понимали, кто он такой. А уж он-то знал, кто он такой. Белое отребье. Слуги называют его захребетником, не заботясь, слышит он или нет. Трэдды были для него загадкой. «Возьму пример с Лиззи, – сказал он себе. – Обмозгую это как следует».
– Ты любишь апельсины, Тень? – спросил Пинкни. – Если нет, мы с Лиззи можем съесть твой.
– Я их очень люблю, капитан. – Джо положил в рот дольку и с радостью обнаружил, что и в самом деле очень любит апельсины.
На рождественской неделе празднеств было едва ли не больше, чем до войны, хотя они значительно уступали довоенным в пышности. К услугам Энсонов и Трэддов была старая лошадь и коляска Джошуа Энсона. Они без устали колесили по гостям. Джо понимал, что, хотя он и на особом счету в семье Трэддов, вряд ли его примут их многочисленные родственники и знакомые. Паренек стойко уклонялся от приглашений поехать вместе со всеми. Ему и не хотелось ехать: у него были собственные планы.
Каждый день он отправлялся исследовать город. Но теперь он не искал деловых связей. Ему хотелось лучше понять семейство, которое его окружало. Его отец говаривал, что чарлстонцы из другого теста. Слова его дышали ненавистью. Но Джо знал, что его папаша ненавидит всех и вся, и потому не очень-то верил ему. Теперь Джо сам видел, что его отец был отчасти прав. Чарлстонцы сильно отличались от прочих людей, но не заслуживали ненависти. Джо пытался разобраться в своих впечатлениях. Устав доискиваться их смысла, он медленно бродил по узким улочкам старого города, выискивая тихие, безлюдные. Там не веселились и не торговали, и только высокие деревья шелестели, осеняя дома. Шел он неторопливо, и мысли его были также неторопливы.
И как в конце прогулки он неизменно возвращался в дом на Митинг-стрит, так мысли его неизменно возвращались к Пинкни. Он не раздумывал над своей преданностью ему с самой первой встречи. Так сложилось, и здесь не о чем было размышлять. То был капитан.
Но Пинкни не был капитаном. То есть, конечно, он был капитаном. Но это далеко не все, что можно было о нем сказать. Капитана он знал как огневого кавалерийского офицера. Но Пинкни Трэдд не был только офицером. У него было множество других занятий и обязанностей. Так, он был главой семейства и в то же время почтительным сыном и племянником. Он сопровождал дам на балы как денди, а днем работал до пота, помогая Соломону в плотничьих трудах; как неженка, пил чай из тончайших фарфоровых чашечек, к которым Джо опасался даже прикоснуться, и без последствий поглощал такие дозы спиртного, от которых любой другой свалился бы с ног. Он мог прийти в ярость из-за пустяка и равнодушно отнестись к грозящим крупным неприятностям. Он тщательно соблюдал не имеющие никакой цены для Симмонса условности и с безрассудной смелостью боролся с опасностями, вновь и вновь выходя победителем. Однако все эти противоречивые качества и настроения: веселость, отчаяние, заботливость, ярость, разочарование, безразличие, дружелюбие, холодное неодобрение – не нарушали его цельности. Она незыблемо лежала в основе его характера. Проявлял ли себя Пинкни так или иначе, он всегда оставался самим собой. Это было загадкой.
Кроме того, Джо хотелось понять, как ему следует относиться к городу. Город тоже был загадкой. Симмонса уже не пугали высящиеся над ним дома, и он перестал чувствовать себя слабым и ничтожным. Теперь ему было любопытно, как располагается город, чем старая часть отличается от прочих и каким образом получается так, что каждый дом имеет свой собственный облик и тем не менее неотъемлем от единого целого. Понять город было так же трудно, как человека со сложным характером, то и дело преподносящим сюрпризы. Город сулил неожиданности. Где еще найдешь столько домов, выкрашенных и голубой, и розовой, и зеленой краской? А выбеленные известью безо всякого замысла соседствуют с кирпичными. Почему самый мрачный, самый ворчливый человек в городе живет в доме со стенами нежно-розового цвета, напоминающем коробку с леденцами? У одного из домов Джо остановился, чтобы рассмотреть массивную львиную голову, увенчивающую отполированный до блеска дверной молоток. Как мелочно пекутся о пустяках эти чарлстонцы! Но на дверь жильцы, похоже, пытаются не обращать внимания: потускневшая краска местами облупилась.
Джо знал, что дверь ведет на веранду, а не непосредственно в дом. В отличие от прочих людей, чарлстонцы не любили больших крылец, на которых можно было сидеть, переговариваясь с проходящими мимо знакомыми. Парадные двери и окна со ставнями отгораживали их от улицы. Они изрядно пеклись о том, чтобы в их укромную жизнь никто не вмешивался. Высокие кирпичные стены ограждали сады. Глухие стены домов выходили на улицу. И это производило впечатление. Сегодня утром Симмонсу встретился лейтенант-янки, который озирался по сторонам и бранился: