– Сразу же после вас, мистер Пинкни. Стюарт ее сопровождает. Оба они очень торопились.
– Спасибо, Элия. Я скоро вернусь.
Пинкни шел по Митинг-стрит, хмуро глядя себе под ноги. Записка была от Мэри. Мать велела ему зайти за ней к Эдвардсам. Наверное, Джулия права. Мать делает себя посмешищем. Ей не следует приглашать Эдвардсов так часто и унижать Стюарта, тем более вовлекать в это Пинкни. Молодой человек сердито постучал в дверь Эдвардсов.
Дверь открыла сама Пруденс Эдвардс.
– Добрый день, мистер Трэдд, входите. – Девушка проводила его в гостиную.
Пинкни остановился в дверях. Мэри в комнате не было. Мистер Эдвардс также отсутствовал. Пинкни решил, что Мэри увлекла Эдвардса в кабинет под предлогом духовного руководства. Пинкни в ярости стиснул зубы. Какое право она имеет ставить кого-либо в затруднительное положение! Совсем не важно, что Эдвардсы приезжие.
– Пойду поищу маму, – сказал он. Девушка остановила его:
– Не трудитесь напрасно. Ее здесь нет.
– Но я получил записку…
– Записку написала я. Ваша милая мама и мой преподобный отец на празднике в честь открытия Юношеского братства. Ваш брат вступает туда, правда, с большой неохотой.
Пинкни ждал объяснений.
– Садитесь, – сказала Пруденс. Сама она села в угол обтянутого парчой канапе и указала Пинкни на другой конец: – Я вас не укушу. – Девушка улыбнулась, но глаза ее оставались сердитыми.
Пинкни повиновался.
– Если вы собираетесь беседовать о наших родителях, то я не намерен поддерживать разговор.
– Ничего не придумаешь глупей. Если уж беседовать, то только о нас самих. Почему ты избегаешь меня, Пинкни? Вряд ли тебе неинтересно в моем обществе. Уверена, ты не находишь меня скучной.
– Мисс Эдвардс, я…
– Не называй меня мисс Эдвардс. Господи помилуй! Я обманом завлекла тебя сюда и принимаю с глазу на глаз, в пустом доме. Неужто ты так недогадлив, что считаешь необходимым соблюдать формальности?
Ее негодующие глаза бросали ему вызов.
Пинкни почувствовал, как в нем поднимается гнев.
– Не знаю, что и думать, – сухо сказал он.
– Думать не обязательно. Поцелуй меня.
Девушка подняла к нему лицо. Ее разомкнутые губы и полуприкрытые глаза дразнили его.
– Ты ведешь себя…
– …как вавилонская блудница? – Пруденс открыла глаза и рассмеялась. – Ты потрясен! Леди не говорят таких слов, как «блудница». Но ведь я не леди. Я одна из янки. Истинные дамы взрастают только на Юге. Бледные, утонченные цветы. Они увядают, заслышав крепкое англо-саксонское словцо. А знаешь почему? Потому что они еле дышат, затянувшись в эти глупые железные корсеты. Ах, прости! Еще одно ужасное слово: «корсет». Слишком откровенно, чтобы произносить вслух. А как насчет слова «ноги»? Невозможно понять, есть ли они под их дурацкими юбками. Наверное, нет. Вместо ног у них колеса. Но у меня-то точно есть ноги, и ты это знаешь. Я заметила, что ты смотришь на них, когда ветер раздувает мне юбки. Ты собираешься это отрицать? Попробуй-ка.
– Я ухожу.
Пинкни встал и покачнулся, пытаясь обрести равновесие.
– Трус, – прошипела Пруденс. – Ты хочешь поцеловать меня, хочешь прикоснуться к женщине, не закованной в металл. Что ж, целуй свою милую невесту, деревянную куклу, под стать твоей руке.
Слова Пруденс жалили Пинкни, как злые осы.
– Перестань! – воскликнул он. – Замолчи!
Пруденс учащенно дышала от ярости. Ее щеки блестели от испарины, и грудь колыхалась с каждым вдохом. Пинкни смотрел на нее не отрываясь. Коричневое, застегнутое до горловины платье сидело на ней как влитое. Он видел очертания ее сосков. Под тонким хлопком ничего не было надето.
– Боишься? – Она смеялась над ним.
Пинкни рухнул на канапе и притянул рукой ее голову. Его губы коснулись рта девушки. Пруденс скрестила руки на его спине и прижалась к нему. Пока они, перестав сдерживаться, покрывали друг друга поцелуями, Пинкни вытащил шпильки из тугих завитков ее волос. Волосы упали девушке на плечи – густые, шелковистые, пахнувшие медом. Пинкни отпустил ее. Он откинулся на спинку канапе. Пруденс уронила руки. Он взглянул на нее. Ее щеки раскраснелись, глаза сияли – она надеялась, она жаждала его. Волны лоснящихся волос разметались за ее спиной по блистающей парчовой обивке.
Пальцы Пруденс проворно расстегнули лиф платья. Сжав голову Пинкни, она притянула его к своей обнаженной груди.
– Помоги мне найти мои шпильки, черт тебя дери. У нас очень мало времени.
Пруденс, стоя у канапе на коленях, собирала шпильки. Пинкни сидел ссутулившись, ничего не слыша, оглушенный стыдом и отчаянием. Они совокуплялись яростно, как дикие звери, катаясь по украшенному волнистыми узорами турецкому ковру. Он разрядил в нее всю свою долго сдерживаемую похоть, растерянность и гнев. Он использовал ее, как никогда не использовал ни одну из проституток. Он был чудовищно груб. И нет таких слов, которые годились бы для извинений и могли бы загладить ужасающее оскорбление.
Пруденс привела в порядок прическу и взглянула на себя в зеркало над каминной полкой. Потом обернулась к Пинкни.
– Уходи отсюда, да поскорее, – отрывисто сказала она. – Если тебя здесь застигнут, нам нечего сказать в свое оправдание.
Пинкни словно очнулся от муки:
– Что?
– Я сказала – уходи отсюда.
– Да, да. – Он с трудом поднялся на ноги. – Завтра я обо всем договорюсь.
– О чем?
– О нашей свадьбе. Лавиния должна освободить меня. А потом я поговорю с твоим отцом.
Пруденс подтолкнула его к дверям:
– Ни в коем случае. Не делай ничего подобного. А теперь ступай. Встретимся завтра в школе, в три часа.
Смотри, чтобы никто не заметил, как ты войдешь. Завтра поговорим. А пока ни слова об этом.
– Конечно, Пруденс. Я не…
– Ступай, Пинкни. Поторопись.
Она проследила сквозь ставни, как он удаляется по улице. Когда Пинкни скрылся, девушка рассмеялась.
Пинкни нашел Джулию в великолепном расположении духа. Она выиграла много сахара – более чем достаточно для приготовления тортов.
– Меня заинтересовала статья в утренней газете, – сказала она. – Пожалуй, я пойду с тобой к Энсонам и поговорю о ней с Джошуа. В котором часу ты пойдешь?
– Что? Прости, тетя Джулия. Мне что-то нездоровится.
– Весенняя лихорадка. Но ты слишком взрослый для такой болезни. Я спрашиваю – когда ты сегодня пойдешь к Лавинии?
Пинкни был так бледен, что Джулия всерьез сочла его больным. Она настаивала, чтобы он немедленно отправился домой и лег в постель. Пинкни с радостью подчинился.