Лиззи, обретя уверенность, и вести себя стала как прежде. Дом превратился в поле сражения. Джулия вновь стала жаловаться на головные боли – девочка громко смеялась и на бегу топала ножками по полу. За обеденным столом только и звучало:
– Леди не сутулятся… не болтают с набитым ртом… не пинают стулья… не перебивают… не глотают с жадностью пищу… не проливают молоко… не играют с пудингом… не забывают про салфетку… не ерзают… не опираются локтями о стол… не говорят, пока их не спросят… не строят рожи… не роняют ложки…
Все внимание переключилось на Лиззи, и Стюарта почти перестали ругать за испачканную и разорванную одежду и за нелестные отзывы учителя. Стюарт пропадал в клубе. Мальчишки досконально изучали округу. Они шныряли в толпе на празднествах и следили за вражескими патрулями. Скоро их планы осуществятся, и они смогут забрасывать неприятеля водяными бомбами и гнилыми фруктами, а потом прятаться в штабе, который находился во дворе у Алекса. Украв из школы тетрадь, они уже завели журнал. Записи велись при помощи шифра, который мальчики сами изобрели.
Стюарт был доволен, что Лиззи стала опять веселой. Порой, позабыв, что ему уже тринадцать и он должен вести себя с достоинством, Стюарт развлекался вместе с сестренкой.
Жара все усиливалась. Отношения между домашними вновь становились напряженными – точь-в-точь как год назад. Помощь пришла, откуда ее никто не ждал, – от янки.
В июне правительство в Вашингтоне после долгих перипетий приняло наконец решение о возвращении земель от Чарлстона до Бофора прежним владельцам. Пинкни поздравил Джулию с событием.
– Опять обманывают, – отозвалась Джулия. – Этим шакалам нельзя верить.
– На этот раз все без обмана, тетя Джулия. Симмонс слышал от посвященных лиц.
Джулия удостоила Симмонса взглядом:
– Так ли это, молодой человек?
– Да, мэм. Но при некоторых условиях.
– Ха! Я так и знала. Во всем, что они делают, кроется подвох.
Говоря «они», Джулия, конечно, подразумевала и Симмонса.
Пинкни попытался защитить друга:
– Условия довольно благоразумные, тетя Джулия. Надо подтвердить права владения и… хм… принести присягу.
Пинкни ожидал взрыва.
К его удивлению, тетушка улыбнулась:
– Без сомнения, они полагают, что это меня остановит. Но они ошибаются. Как говорил Генрих Наваррский, Париж стоит мессы. Как мы будем действовать?
– Торопиться не стоит, Джулия. Надо выждать месяца три: сейчас ехать в деревню небезопасно. – Мэри безмятежно улыбалась. Чарлстонские плантаторы издавна усвоили, что белым следует покидать плантации не позднее десятого мая и не возвращаться до самого октября, – летом ночной воздух дышит заразой.
– Чепуха! Каждый день, прожитый здесь, наносит мне убыток. Я не боюсь болотной лихорадки. Мой старый управляющий построил свой дом в сосновом лесу на севере имения и никогда не знал забот. Я могу жить там до первых заморозков. Я буду возвращаться домой, прежде чем стемнеет, и все будет в порядке. А днем я буду работать. Вот что, Пинкни, и вы, мистер Симмонс, мне бы хотелось сразу же после обеда приступить к делу. Возможно, понадобится вооруженная охрана. Позаботьтесь об этом. Наверняка местность кишит головорезами. Лиззи, смотри не на меня, а в свою тарелку. Сколько нам тебя еще дожидаться! Стюарт, ты сегодня пойдешь с Соломоном, поищите по городу негров из Барони. Запиши их имена. Найму хороших рабочих и возьму их с собой. Ешь, мальчик, не тяни. Сегодня нам предстоят большие хлопоты. – Нетерпеливая и властная, она никому и слова вставить не давала.
– Тетя Джулия! – ухитрился вторгнуться в ее монолог Пинкни.
– Что?
– К сожалению, должен сказать, что у нас нет денег, чтобы нанять рабочих и восстановить Барони. Не то я давно уже занялся бы Карлингтоном.
Ответ Джулии ошеломил всех.
– У меня есть деньги, – произнесла она с величественным видом.
Мэри первой вышла из оцепенения:
– И ты, имея деньги, спокойно позволила продать мои драгоценности? Да как ты могла!..
– Это деньги из Барони, и я хранила их для Барони. Мэри молчала. Она ушам своим не верила. Пинкни с усилием взял себя в руки. В комнате стояла напряженная тишина. Наконец Пинкни, отодвинув стул, поднялся.
– Прошу дам простить меня, – сказал он. – На меня вдруг свалилось множество поручений. Стюарт не пойдет с Соломоном, это опасно. Вместо него отправлюсь я. Потом зайду в Арсенал, договорюсь насчет охраны. Постараюсь все устроить как можно скорей, тетя Джулия. Тебе, наверное, не терпится приступить к сборам.
Симмонс промямлил свои извинения и вслед за Пинкни покинул комнату.
Четыре дня спустя Джулия Эшли стояла в своей гостиной в доме на Шарлотт-стрит, лицом к лицу с его нынешним хозяином, генералом Дэниэлом Сиклзом. Генерал держал в руке Библию. Джулия положила на Библию правую руку и, глядя в глаза генералу, повторила за ним слова клятвы:
– Торжественно клянусь и утверждаю в присутствии всемогущего Бога отныне и впредь искренне поддерживать, охранять и защищать Конституцию Соединенных Штатов и союз штатов, основанный на этой Конституции; также обязуюсь выполнять и поддерживать все законы и постановления, принятые в период Гражданской войны, относительно освобождения рабов. Да поможет мне Бог!
Неделю спустя Джулия, воспользовавшись приливом, отправилась вверх по течению Эшли в поместье Эшли Барони. На ней было безукоризненное дорожное платье из черного бомбазина. Изящная шляпа была украшена гладкими черными перьями. Рука в перчатке сжимала большой шелковый зонтик. Такая незначительная помеха, как грозовой ливень, не могла остановить Джулию Эшли. Она восседала в кипарисовом каноэ, будто на королевской барже. Позади следовали четыре плоскодонки с пожитками, слугами и отрядом промокших насквозь солдат.
Пинкни пошел прочь от пристани.
– Если ее поразит молния, я ни при чем.
– Господь не дерзнет, – пробурчал Симмонс.
– Уверен, ты прав! – воскликнул Пинкни. – А ну давай скорее отсюда куда-нибудь под крышу.
В последующие месяцы Пинкни получал лаконичные записки от Джулии, которые привозил Соломон, бывавший в городе по самым разным поручениям. В основном он закупал различные материалы. Пинкни не поддавался любопытству и не расспрашивал Соломона, много ли Джулия покупает и как она собирается расплачиваться за покупки. Большие запасы инструментов, зерна, разнообразной сельской утвари никто теперь не делал. Имя Эшли никому из торговцев теперь ничего не говорило. Кредитов не было. До войны плантаторы оплачивали счета в январе, приезжая в город на скачки. Сейчас надо было оплачивать поставки заранее, из расчета от пятнадцати до двадцати от суммы.
Ради сохранения спокойствия в доме старались не упоминать имя Джулии. Мэри Трэдд, оправившись от потрясения, принялась рассуждать об эгоизме сестры. Но никто ее не слушал, кроме Адама Эдвардса. Он молился вместе с Мэри, дабы она очистилась от смертного греха, каковым является гнев, и за Джулию – об избавлении от соблазна стяжательства. Мэри находила духовное собеседование весьма полезным. Гнев ее после каждой встречи с преподобным доктором становился все меньше.
