Джулии не хотелось, чтобы Стюарт был свидетелем подобных разговоров, и она отстранила мальчика от проверки уровня воды. Поначалу Стюарт вспыхнул, как истинный Трэдд, но ярость его разбилась о неколебимость Джулии Эшли. Выход нашелся благодаря одному из сыновей Анкрума. Стюарт бродил с ружьем по лесу, высматривая белок, как вдруг увидел чернокожего мальчишку, бегущего по оленьей тропе.
– Стой! – скомандовал он, подражая легковооруженным драгунам.
Мальчишка остановился.
– Куда ты спешишь? – спросил у него Стюарт.
– Мистер Стюарт, отпустите меня ради Бога. Папаша задаст мне трепку, если засечет, что меня нет дома. Он уверен, что я сижу с малышом, а я сбегал на реку искупаться.
Стюарт рассмеялся:
– Беги, я никому не расскажу.
Как же он сам об этом не подумал? Стюарт вспомнил глицинию в Карлингтоне. Ледяная вода отбила у него охоту подражать Пинкни, и дело ограничилось всего одним блистательным прыжком. Но сейчас июль, а не апрель. Вода в самый раз для купания, пусть даже и холодная.
Вода оказалась теплая, с восхитительно бодрящими холодными водоворотами, возникавшими совершенно неожиданно. Стюарт по многу часов проводил на реке, плавая и ныряя. Через неделю он попросил у Соломона веревку и сделал из нее раскачивающуюся петлю наподобие глицинии Пинкни. А может, и лучше, похвастался он Лиззи.
– Почему бы тебе не попробовать?
– Я не умею плавать.
– Я тебя научу.
– Я не хочу учиться.
– Трусиха.
– Неправда!
– Правда, правда!
Лиззи показала ему язык и убежала. И ей досталась доля горячности Трэддов. Самолюбие ее было уязвлено: девочка понимала, что Стюарт прав. Она боялась реки. Ей представлялось, что река кишит черепахами, которые только и ждут случая отомстить, и водяными змеями, готовыми обвить стальными кольцами руки и ноги. Если бы было возможно, она бы и вовсе не приближалась к реке.
Но дня два спустя ей пришлось это сделать.
– Иди позови Стюарта, Лиззи, – велела ей Джулия. – Надо съездить в лесной дом.
– Я играю на пианино, тетя Джулия.
– Да, я слышу. Мажешь левой рукой. Бах требует чистых, свежих нот. Так иди же позови Стюарта.
– Да, мэм. – Лиззи опустила крышку над клавиатурой. – Собирайся, мишка. Я возьму тебя на прогулку.
Медвежонок, по ее мнению, очень любил музыку.
Стоял полдень, самое жаркое время дня. Пока Лиззи брела по лужайке, ее платье прилипло к спине, а ноги покрылись испариной и заскользили в застегнутых на пуговки кожаных ботинках. Лиззи кликнула Стюарта и оглянулась на дом. Леди никогда не повышают голоса – таково было одно из указаний тети Джулии. Где-то поблизости громко плескался Стюарт. Его не было видно под широкой площадкой пристани. Лиззи вышла на пристань и топнула ногой:
– Вылезай! Ты нужен тете Джулии.
– Я не могу взобраться наверх. Уровень воды слишком низок.
– А вот и нет!
– А вот и да!
– Не прикидывайся, Стюарт. Тебе ничего не стоит вылезть. Я спущу тебе веревку. Да поторопись, Дилси что-то забыла в лесном доме, а тете Джулии это срочно понадобилось.
– Хорошо. Только подай мне брюки. Я в чем мать родила.
Лиззи была потрясена. Джулия настаивала, чтобы Стюарт плавал в купальном костюме.
– Я жду! – крикнул ей Стюарт из-под настила.
– Где они?
– На краю пристани. Дай их мне и закрой глаза. Лиззи усадила мишку на середину, подальше от брызг, и подошла к краю пристани. Она легла на живот, зажмурилась и протянула руку вперед, размахивая рубашкой и брюками брата. Почувствовав, как Стюарт ухватился и дернул за одежду, девочка разжала пальцы.
– Держи глаза закрытыми.
– Да, да.
Она услышала несколько всплесков внизу, затем наступила тишина.
– Стюарт?
Ее глаза все еще были закрыты.
– Вот и я, – услышала она позади себя. Лиззи повернулась на голос:
– Ты одет?
– Ага. Можешь смотреть.
Лиззи открыла глаза, и солнце ослепило ее. Вокруг Стюарта, казалось, плясали красные, голубые и желтые пятна. Лиззи поморгала, и пятна исчезли.
– Стюарт! – воскликнула она. – Положи медвежонка! Ты его замочишь.
Лиззи вскочила на ноги.
Стюарт прыгал вокруг нее, не давая дотянуться до мишки.
– Стюарт, не дразни меня. Стюарт! Отдай мишку. Стюарт, не будь таким гадким. Верни моего медвежонка. – Но она не могла поймать брата. – Стюарт! – Лиззи остановилась. – Стюарт Трэдд! Я сию же минуту пойду к тете Джулии и скажу, что ты купаешься нагишом.
Стюарт тоже остановился всего в нескольких шагах от нее.
– Ты не скажешь.
– О, еще как скажу! Если ты сейчас же не отдашь мишку.
Красное лицо Стюарта побагровело.
– Жалкая болтунья! – выкрикнул он. – Забирай своего проклятого медведя!
Он с силой швырнул Лиззи игрушку. Бедный мишка гулко ударился о грудь Лиззи, а затем рикошетом отскочил прямо в воду. Лиззи хотела завизжать, но от удара под ложечку у нее перехватило дыхание. Девочка подбежала к краю пристани, всхлипнула и прыгнула вниз за бело-коричневым комком, который, крутя, уносило течением.
Лиззи молотила руками и ногами, догоняя медвежонка. Наконец она крепко схватила его. Течением обоих затянуло под воду.
Стюарт нырнул с пристани и плыл под водой, пока наконец не настиг Лиззи. Глаза и рот девочки были открыты от ужаса. Стюарт схватил ее за косы и вытолкнул на поверхность, а затем на берег. Течением их снесло к рисовым полям. Рука Стюарта наткнулась на шлюз, и он крепко вцепился в деревянную раму.
– Помогите! – крикнул он.
На берегу реки трое женщин мотыжили сорняки. Побросав мотыги, они, приминая рис, бросились на крики Стюарта.
Стюарт из рук в руки передал им Лиззи, перелез через шлюз и упал в грязь. Негритянка перекинула девочку через плечо, как маленького ребенка. Мозолистым кулаком она постукивала ее по спине. Лиззи кашляла, разбрызгивая воду, задыхалась и вновь кашляла.
– Вот и все, деточка, теперь ты снова дышишь, – проворковала работница и разжала кулак, мягко похлопывая девочку ладонью.
Лиззи кашляла и задыхалась еще несколько минут, Стюарт и негритянки заботливо ухаживали за ней.
– Фу, как гадко пахнет эта грязь! Все засмеялись.
Джулия выпорола Стюарта ремнем и отшлепала Лиззи деревянной ложкой. Дети стоически перенесли наказание. Они сказали тетушке, что Лиззи свалилась в рисовое поле, когда помогала Стюарту управляться со шлюзами. В глазах Джулии они провинились в порче риса. Из чувства детской солидарности против взрослых и Трэддов против Эшли они, не сговариваясь, согласились, что ни неповиновение Стюарта, ни бесшабашность Лиззи не должны быть упомянуты. Дети знали, что работницы никогда не выдадут их.