Ага, выросла. Лет десять уже не расту.
— Я в погреб, — сообщил дед. — У меня там есть пара бутылок замечательного каберне.
На самом деле пара ящиков, или даже пара пар ящиков, ну да ладно. Дед любит красное сухое вино, но поводов для волнений нет. Выпивает он немного, пьяным я его никогда не видела. Да и врач сказал, что бокал хорошего вина ему вреда не нанесет, а вот сигареты… Проблема в том, что он, когда выпьет, может, для полноты ощущений, выкурить сигаретку-другую. Поэтому я подошла к столу, за которым расположились Ген Геныч и Семеныч, и спросила деловито:
— Сигареты есть?
Семеныч похлопал себя по карманам и развел руками.
— Смолишь? В школе не ругают?
— Я школу семь лет назад окончила.
— Так сколько тебе годков-то? — поразился Семеныч.
— Двадцать пять стукнуло, Иван Семенович.
Он окинул меня оценивающим, с ноткой жалости, взглядом.
— Дед тебя на сухарях и воде держит?
— А что?
— Да ты совсем не в теле. Двадцать пять годков… Пора бы уже нагулять… это самое. Вот бабка твоя, Марья Ильинична, роскошная была женщина.
Он мечтательно вздохнул, закатив глаза к потолку.
— Попридержи свой болтливый язык, — вступил в разговор Ген Геныч. — Это самое ему подавай. Старый маразматик.
— Да сам ты маразматик, — обиделся Семеныч. — Чуть что — сразу обзываться.
— Я уж двадцатипятилетнюю девицу от школьницы отличу, еще из ума не выжил. Хотя вам, девушка, — он бросил взгляд в мою сторону, — и правда, не мешало бы побольше кушать. А будешь курить, вообще никогда не вырастешь.
— Так у вас есть сигареты?
— Есть, но тебе вряд ли понравятся.
Он привстал, не спеша полез в задний карман штанов и выудил помятую пачку «Явы». Я быстренько выхватила ее из его ладони и засунула в свой задний карман.
— Э! — возмутился Ген Геныч. — Одну возьми и хватит!
— Верну на выходе, — сообщила я.
— Что за произвол?
Ген Геныч аж подпрыгнул на стуле. Семеныч переводил довольный взгляд с него на меня. Он видимо, воспринял это как месть за его поруганное достоинство.
— Деду курить нельзя, — сообщила я. — Категорически.
— Мне-то можно, — буркнул Ген Геныч.
— Сомневаюсь. Но вас я перевоспитывать не собираюсь. Мне деда хватает.
— Значит, не вернешь сигареты?
— Верну на выходе, я же сказала.
— Вот наглые девки пошли, скажи? — вмешался Семеныч.
— Все бабы — мегеры, — подтвердил Ген Геныч. — Будь ей хоть семьдесят, хоть семнадцать.
Это он, видимо, свою жену вспомнил, которая его иначе как «Ирод окаянный» не называет.
— Ну не могут они спокойно смотреть, как мужик жизнью наслаждается. Обязательно надо вмешаться и все испортить.
Дверь открылась, вошел дед с двумя бутылками в руках.
— Пошлешь дурака за двумя бутылками, он две и принесет, — высказался Ген Геныч.
— Тебе и ящика мало, — огрызнулся дед. — Никак не напьешься. Печень вон уже над штанами выпирает.
Ген Геныч посмотрел на свою печень, убедился, что окружающим ее пока не видно, и попросил дать штопор. Я думала, он сейчас нажалуется деду на меня, но он повел себя вполне по-джентльменски. Промолчал. А, может, у него еще одна пачка во втором кармане припрятана?
Дед достал бокалы, я совершила набег на холодильник, нарезав и выставив на стол все, что можно было. Пусть хотя бы закусывают. Особенно Ген Геныч. Я его знаю: выпьет дедово каберне, потом возьмется за свой шмурдяк, а потом придется волочь его домой за шкирку или укладывать в гостевой спальне. Семеныч, хоть и не настолько привержен страсти ко всем жидкостям с градусами, тоже может увлечься. Потом мне от его жены попадет, что не уследила. А вот жена Ген Геныча, Аглая Петровна, за него не переживает — она абсолютно уверена, что однажды он, напившись, окочурится где-нибудь в канаве, как собака (ее слова). Возможно, она даже с нетерпением ждет этого момента.
Накрыв на стол, я незаметно ретировалась. Остаться мне, к счастью, никто не предлагал. Ну да, у них же серьезные мужские разговоры, куда мне. Сначала аксакалы обстоятельно обсудят проблемы футбола, на местном и мировом уровне. Семнадцать лет назад наша городская команда, видимо, совершенно случайно, выиграла краевой чемпионат. Этот факт до сих пор вызывает гордость и ни на чем не основанные надежды всей мужской половины города.
Следующая стадия — сплетни. Тот, кто сказал, что сплетни — удел женщин, никогда не присутствовал на посиделках седовласых ковбоев. Они перемывают косточки общим знакомым похлеще бабушек у подъезда. Ну и на десерт, естественно, — споры о политике. Если бы судьбы страны оказались в руках этой дивной троицы, они бы в два счета поставили к стенке кого надо, а кого не надо заставили бы вкалывать на рудниках на благо отчизны. Ну и, конечно, мигом решили бы все вековые и насущные проблемы.
Через пару часов я осторожно заглянула к выпивающим. Две пустые бутылки стояли на полу, откупоренный шмурдяк — возле бокала Ген Геныча. Семеныч с пеной у рта доказывал, что инфляцию придумали прихвостни империализма, которые на этом наживаются. Третья стадия. Что-то сегодня быстро.
Еще через полчаса вся шайка дружно клевала носом. Я просочилась в дверь, включила чайник и заварила зеленый чай. Дед любит выпить чашечку-другую после застолья. Его друзьям я тоже налила. Ген Геныч посмотрел на меня так, как будто я ему предложила миску собачьего корма.
— Пф, — фыркнул он. — Чай. Зеленый.
И вылил в свой бокал остатки шмурдяка. Семеныч от чая не отказался. Задумавшись, он положил себе семь ложек сахара, отхлебнул, удивился, поставил чашку, расплескав немного на стол.
— Ну что, пойдем развлекаться? — бодро предложил Ген Геныч, опрокинув в себя последний бокал.
— Ага, — сказала я. — Лет пять в вытрезвителе не были. По вам там все соскучились. И в полицию вас давненько не забирали. Пора напомнить о себе.
— Петрович, — обратился Ген Геныч к деду, — а чего у тебя внучка такая дерзкая?
— Вся в меня, — ухмыльнулся дед. — Ладно, герой, решай: тебе такси вызвать или в гостевой постелить?
— Эх вы, старперы! — с искренним сожалением произнес Ген Геныч, резво вскочил, зашагал к двери, споткнулся о ковер перед диваном, рухнул частью на диван, частью на пол и громко захрапел.
— Один готов, — констатировал дед. — Придется тащить в кровать. Семеныч, помоги.
Втроем мы кое-как отволокли худого, но рослого и на удивление тяжелого Ген Геныча на кровать, потом вдвоем посадили Семеныча в такси и вернулись в квартиру деда.
— Иди ложись, я все уберу, — сказала я.
