Женя рассудительно поправила друга:
– Хлеб выкупим, но съедать не станем, сухарей насушим. Это чтобы потом не голодать.
Но они этого не сделали.
Рядом с булочной прямо на заснеженных ступеньках какого-то закрытого магазина сидела женщина и голосила на всю улицу:
– Ой, миленькие! Ой, что же делать?!
К ней подошла другая, наклонилась, видно, спрашивая, послышался новый вой:
– Ой, карточки украли! На всю семью украли! У меня же деток пятеро дома, чем я их кормить бу-у-уду?!
Такое тоже бывало, украли или потеряла, но семья осталась без хлеба и без надежды. Карточки – святое, это не просто хлеб, крупа или конфеты, это сама жизнь. Лишиться карточек на всю семью, когда до конца месяца еще неделя, значило погубить всех.
Юра, Женя и Павлик тоже остановились, женщина продолжала голосить, а та, что ее успокаивала, вдруг достала из сумки выкупленный кусочек хлеба и протянула дрожащей рукой:
– На, хоть кого-то сегодня накормишь.
Кусочек маленький, видно, иждивенческий и за один день. Ясно, что последний…
– А ты как же? – вскинула заплаканные глаза несчастная.
Вторая только махнула рукой:
– Бери, у тебя дети, а я уж свое пожила.
Разрыдаться страдалица не успела, к ней решительно шагнул Юра, протягивая только что полученные от Ангелины карточки:
– Возьмите. Не бойтесь, они не краденые. Шли сдавать, но лучше вы заберите.
Женщина беззвучно раскрывала и закрывала рот, просто не зная, что ответить, как благодарить. Чтобы она не начала причитать снова, Юра добавил:
– Мы завтра эвакуируемся.
Они шли по проспекту гордые собой.
– Правильно, что ты у Ангелины карточки забрал и этой женщине отдал! Ангелина и так толстая вон какая, а у женщины дети, – рассудительно произнесла Женя. – А ты почему про эвакуацию сказал?
– Вокруг говорят, что эвакуировать начали на Большую Землю. Только я никуда из родного Ленинграда не поеду!
– Я тоже! – поддержала друга Женя. – Подумаешь, хлеба мало дают… Я его никогда не любила. Я больше суп люблю.
– Суп вкусней, – согласился Юра. Суп они не любили, Женька была сладкоежкой, а Юрка обожал мясо во всех видах, даже паровые биточки. Но сейчас не любить суп даже в голову не приходило.
– Юр, а что мы кушать будем?
– Найдем, что. Сидоров Вовка рассказывал, что их мать ремень сварила кожаный. Знатный суп получился. У нас дома ремень есть, даже не один. Сварим. И у тети Фроси вечно сухари в запасе имелись, она запасливая…
Только дома они сообразили, что тети-Фросины сухари давно съедены.
– Павлик, а у вас никаких запасов не было?
Мальчик закивал.
– Были? Покажешь?
– Юр, он же боится в квартиру идти, – напомнила Женя.
– А чего мертвых бояться? Бояться надо живых. А крысам мы себя в обиду не дадим.
Никаких трупов в соседской квартире не было, Петровы словно куда-то ушли и не вернулись. Такое тоже бывало. А двери уже давно старались не закрывать, опасаясь остаться в случае необходимости без помощи.
– Ушли, – зачем-то констатировал Юрка. – Павлика бросили… Как бы узнать, может, живы? Завтра у дяди Володи спросим.
Петровы оказались людьми запасливыми, куда запасливей тети Фроси, у них в буфете стояла банка сгущенного молока. Женя даже не сразу вспомнила, что это такое.
Ужин в тот день получился сладким… Они собрали остатки дров, растопили буржуйку, снова согрели воду и устроили пиршество. Юрка с трудом, но пробил в банке два отверстия, налил немного сгущенки в кастрюлю с водой, покрошил туда сухарь и достал из стола ложки:
– Налетай!
– Теперь выживем, у нас сухари и сгущенное молоко есть!
Юра только кивнул в ответ на бодрое заявление подруги.
Спать устроились на кухонных столах, сдвинув два вместе поближе к остывающей буржуйке. Снова грелись, прижимаясь тесней, но, хотя наваливалась усталость, Жене долго не спалось. Она слышала, что и Юрке тоже.
Вчера им было не до размышлений, весь нынешний день тоже, и только теперь начало приходить понимание, что же произошло.
Когда-то у Жени было счастливое детство с мамой, папой, бабушкой, сестрой Таней и жизнерадостной Милой, был дом, друг Юрка, у которого тоже были мама, папа и сестрички, были подруги, соседи, была любимая школа, кружки во Дворце пионеров, походы в кино, мечты… была интересная жизнь со светлым будущим, в котором никто не сомневался.
22 июня это все перечеркнула война, не просто перечеркнула, а вычеркнула. Не было ни любимых и родных людей, ни дома, ни будущего. Остался только Юрка, у которого тоже осталась только она. Да вот еще сирота Павлик, к тому же теперь немой.
Юра, видно, думал о том же, он вдруг заявил:
– Жень, я тебя никогда не брошу, никогда. И защищать буду. Мы выживем, доживем до весны, да?
– Доживем, – согласилась Женя. – Доживем до победы жизни над смертью.
В голодном, промерзшем до самой мелкой частички, страдающем от обстрелов и неизвестности городе трое детей должны были найти в себе силы, чтобы бороться, чтобы выжить, дожить до весны.
Утром, едва успели проснуться, раздался стук в дверь. Она не была закрыта, потому удивительно, что стучат.
– Милиция карточки отнимать? – в ужасе прошептала Женька.
Да, если только узнавали, что карточки умершего человека не сдали в ЖАКТ, милиционеры могли прий ти и отобрать. Обычно этого не делали, понимая, что люди не со зла не сдают, но кто знает. К тому же Женька не имела никаких документов.
На одно мгновение у нее мелькнула радостная мысль, что это мама, что Елена Ивановна жива и сумела разыскать их. Но Женя тут же вспомнила, что мама не знает адрес квартиры Юркиной бабушки. Где уж тут разыскать… на домах с осени и номера, и названия улиц поснимали, мол, свои и без того знают, а если диверсантов забросят, тут шпионы себя и выдадут незнанием.
За дверью на площадке стояла Ангелина.
Юрка помрачнел, небось явилась за карточками, которые вчера дала, а где их взять, если они сами отдали?
Но Ангелина протянула другие карточки:
– Возьми. Здесь только одна иждивенческая, больше у меня нет.
Обомлевший Юрка взял заветный листочек, где осталось совсем немного талонов. Уже у лестницы Ангелина вдруг остановилась, усмехнулась:
– Соседка вчера рассказала, как вы ей те карточки отдали. Она свои потеряла. Я как увидела, сразу поняла, кто это сделал. Сами-то как жить собирались?
– Как-нибудь… – растерянно протянул Юрка.
– Как-нибудь! – передразнила его Ангелина. – А что Нине Николаевне с детьми погибнуть не дали, молодцы. Я для нее и припасала. У нее детей пятеро, мал мала меньше, и сама больная. Молодцы.
