Аннабель ворочается без сна. Из коридора доносится храп Бита. Это он виноват, что она не может заснуть, – так ей хочется думать.
Но собачий храп тут ни при чем. В темноте вдруг приходит осознание. Хищник не написал и не позвонил своим друзьям, чтобы узнать, где они и не случилось ли что. Он как будто знал, что они не придут.
Эта мысль гложет ее изнутри. Гложущее чувство перерастает в легкую рябь… чего? Смятения? Злости? Она так редко злится, что ей трудно распознать это состояние. А с Хищником так часто пребывает в смятении, что дальше этого ничего не видит. Что приводит ее в смятение? Он ей нравится, не поспоришь. Но что-то внутри нее кричит «стоп!». Иногда это громкий крик, а порой еле слышный шепот, больше похожий на странную вибрацию.
На душе неспокойно.
Муторно. Но почему?
Он солгал ей, это понятно. Друзья. Все обман.
Она совершает очередное безрассудство, потому что отправленное в ночи сообщение – неважно, о чем – само по себе служит неким посланием. Оно говорит: я думаю о тебе в этот час.
«Твои друзья собирались появиться?» – набирает она текст.
Тут же приходит ответ.
«?»
«Ты мне солгал».
«Прости». И он добавляет рыдающий смайлик.
И в следующее мгновение: «Оно того стоило». Улыбающийся смайлик.
Мелкая рябь закипает. Да будь он проклят! Манипулятор! Она в бешенстве. Но тут приходит другая мысль. И уже впивается занозой. Беспокоит не на шутку, доводит до белого каления.
А Люси, Эдриан и Джулс вообще существуют?
* * *
Пересекая восточную часть Рокфорда, Аннабель берет такой темп, что ей становится нехорошо. Она бежит мимо здания местной школы, когда попутный грузовик с логотипом Hostess едва не сбивает ее с ног, задевая рюкзак.
– Притормози, ты, ублюдок! Это школьная зона! – кричит она во все горло.
Аннабель кричит во все горло. Она выкрикивает то, что никогда не произносила даже вполголоса: ты, ублюдок! Лицо ее налито кровью, глаза – узкие щелки ярости. Она останавливается на небольшом холме – так, прыщик на ландшафте, – у столба с табличкой Рокфордской средней школы. В разгаре экзаменационная пора. Она чувствует этот напряженный гул, и парковка заставлена машинами, а в школьном дворе болтается только малышня на переменке. Прилежный мальчик с рюкзаком на колесах замирает, когда видит ее. Так столбенеет турист, натыкаясь на бесхозный багаж в аэропорту.
Что она чувствует кроме вины?
Ярость. Справедливую ярость.
Сердце грохочет. Это табун лошадей несется через хайвей, не встречая препятствий, потому что никому не одолеть столь грозную силищу. Когда сердце успокаивается, она чувствует себя немного глупо, наблюдая за тем, как грузовичок Hostess исчезает за углом.
Она снова бежит. Ее шаг упруг, заряженный новой энергией; сердце рвется ввысь, прислушиваясь к красивым раскатам ярости. Ладно, допустим, она прокричала то оскорбительное слово. Что ж, простите за выражение, думает она. Простите ту даму из гольф-клуба, библиотекаря и многих других людей, протестующих против насилия. Заткните уши, если вам невмоготу, но, вау, откройте глаза. Вот она, сила ярости. Вот она, революция. Одна материя сталкивается с другой. Дорога делает свое дело. Мили, расстояния, люди творят чудеса. Она выздоравливает.
Она мобилизуется.
26
Теперь, когда ее маршрут проходит по более людным местам, Аннабель ежедневно встречается со своей командой по скайпу. В эту самую минуту ее координатор по логистике пьет лимонад на заднем дворе их дома и бросает Биту кубики льда, за которыми тот гоняется по лужайке. Ее пресс-агент и советник по финансам сидят на полотенцах на пляже в Голден-Гарденз. Аннабель в номере отеля «Черри Вэлли» забинтовывает колено, поглядывая в окно, выходящее на парковку. В соседнем номере дедушка Эд дремлет перед ужином. Она готова поклясться, что слышит через стенку, как он храпит.
– Боже, ребята. Так хочется хорошего лета.
– Завтра у тебя начнется такое лето! – говорит Оливия. – Это будет настоящий взрыв! В общем, как только доберешься до места, первым делом зайди в информационный центр. Там ты встретишься с менеджером «Мэджик Уотерс» Биллом Макгуайром, помощником менеджера Линдси Рассел и персоналом аквапарка. Ты записываешь?
– Пишу, пишу. – Аннабель находит листок почтовой бумаги с логотипом отеля и делает заметки.
– Сьюзан Маркетт из Belvidere Daily Republican
[106] тоже там будет. Тебя будут фотографировать, так что улыбайся. Помимо этого состоится дебют красных футболок. Они просто потрясающие, можешь поверить мне на слово. Покажи ей, Малк.
Малкольм идет через задний двор туда, где в шезлонге сидит Джина, охлаждая ноги в детском надувном бассейне. Поверх ее купальника надета красная футболка с эмблемой «Бег за правое дело». Джина раскидывает руки в стороны, изображая силача, и кричит: «Кто на меня?».
– Вау, Лив, выглядит здорово, даже если энтузиазма многовато.
Лицо Зака и его тощая голая грудь заполняют экран.
– Мы продали уже двести штук. Кроме того, GoFundMe собрал более пятидесяти тысяч.
– Надень рубашку. Я не могу сосредоточиться. Мне показалось, ты сказал «пятьдесят тысяч»?
– Точно.
– Пятьдесят тысяч? В долларах?
– Тебе придется подумать о чем-то более глобальном, чем эта гонка. Скажем, о создании фонда. Денег гораздо больше, чем тебе нужно.
– Фонда?
Слышно громкое хлюпанье: это Малкольм выцеживает остатки лимонада.
– Ненавижу, когда лед бьет по лицу, – ворчит он.
– Подожди ты, – говорит Оливия. – Она не сдается.
– Ты не сдаешься, – подтверждает Зак.
– Можешь сдаться, – говорит Малкольм. – Мы к этому готовы.
– Я же говорила тебе, что она не сдастся! – кричит за кадром Джина.
Аннабель смотрит в окно, устремляя взгляд через парковку на раскинувшийся вокруг городок Черри-Вэлли. Она думает о том, что сказала доктор Манн во время их последнего сеанса по телефону. Совсем не обязательно отвечать на вопросы журналистов, о чем бы и о ком они ни спрашивали. Она может не торопиться с принятием решений.
– Я подумаю, – говорит она.
* * *
– Мне казалось, мама заставила тебя избавиться от всех твоих гавайских рубашек. – Аннабель и дедушка Эд охотятся за парковочным местом на территории аквапарка «Мэджик Уотерс».
– Твоей маме никогда не заставить меня что-либо сделать. Я сказал ей, что гаваек больше нет, но как бы не так.
