Он поднял ее прежде, чем она и слово успела сказать, и посадил ее на стул, который Морин быстро подвинула ближе к очагу.
Все засуетились вокруг, забыв про завтрак, и через несколько секунд Скарлетт уже обнаружила подушечку у себя под ногами и чашку чая в руке. Слезы вновь выступили у нее на лице. Слезы слабости и счастья. Было так прекрасно чувствовать заботу о себе, быть любимой. Она сделала маленький глоток и почувствовала себя в тысячу раз лучше.
Она выпила вторую чашку чая, затем третью, съела бутерброд. Она старалась не смотреть на жареную рыбу и картошку. Но никто этого не заметил. Поднялся такой шум, когда дети разбирали книжки и пакеты с ланчем, а потом их выпроводили в школу.
Когда дверь за ними закрылась, Джейми поцеловал Морин в губы, Скарлетт в макушку, Кэтлин в щеку.
— Я ухожу в магазин сейчас, — сказал он, — нужно опустить флаги и выставить на прилавок средство от головной боли, чтобы все страдальцы могли получить его. Празднование — замечательная вещь, но день после празднования — это страшная тяжесть.
Скарлетт опустила голову, чтобы никто не видел ее зардевшегося лица.
— Сейчас ты, Скарлетт, сиди, как сидишь, — приказала Морин. — Кэтлин со мной будет убираться на кухне, потом мы пойдем на рынок, пока вы немного отдохнете. Колум О'Хара, ты тоже оставайся, я не желаю видеть ваших больших ботинок у меня на дороге. А также я хочу, чтобы ты был у меня перед глазами, не так уж много я тебя видела. Если бы это не был день рождения старой Кейти Скарлетт, я бы просила тебя не уезжать так скоро в Ирландию.
— Кейти Скарлетт? — переспросила Скарлетт.
Морин выронила намыленную тряпку.
— И никто даже не подумал сказать вам? Вашей бабушке, в честь которой вы названы, исполнится сто лет в следующем месяце.
— И она до сих пор остра на язык. О'Хара могут гордиться ею, — добавил Колум.
— Я буду дома на праздник, — сказала Кэтлин.
Она светилась счастьем.
— Как бы я хотела поехать, — сказала Скарлетт. — Папа рассказывал мне столько историй про нее.
— Но ты можешь, Скарлетт, дорогая, и подумай, сколько радости будет для старушки.
Кэтлин и Морин поспешили к Скарлетт, призывая, ободряя, убеждая, пока у Скарлетт не закружилась голова.
«А почему бы и нет?» — спросила она себя.
Когда Ретт приедет за ней, она должна будет уехать обратно в Чарльстон. Почему бы не отложить это? Она ненавидела Чарльстон. Однообразные одежды, нескончаемые приглашения и комитеты, стены вежливости, которые не впускали ее, стены приходящих в упадок домов и разбитых садов, которые отталкивали ее. Она ненавидела, как говорили чарльстонцы — ровные, растянутые гласные, слова и фразы на французском и латыни и Бог знает еще на каких языках. Ее оскорбляло то, что они знали места, в которых она никогда не была, и людей, о которых она никогда не слышала, и книги, которые она никогда не читала. Она ненавидела их общество — приглашения на танцы, и очереди для приема, и негласные правила, которых она не знала; аморальность, которую они принимали, и лицемерие, с которым они осуждали ее за грехи, которых она никогда не совершала.
«Я не хочу носить бесцветную одежду и говорить „да, мадам“ старухам, чей дед по материнской линии был знаменитым чарльстонским героем. Я не хочу проводить каждое воскресное утро, слушая пикировку тетушек. Я не хочу считать бал Святой Сесилии альфой и омегой жизни. Я больше люблю день Святого Патрика».
Скарлетт засмеялась снова.
— Я поеду! — сказала она.
Внезапно она почувствовала себя лучше. Она поднялась, чтобы обнять Морин, и легко перенесла боль в ногах.
Чарльстон может подождать, пока она вернется. Ретт тоже может подождать. Бог знает, что она его ждала достаточно. Почему бы ей не навестить остальную свою родню? Всего-то две недели и один день на прекрасном морском корабле до другой, настоящей Тары. И она немного побудет ирландкой и счастливой перед тем, как снова погрузится в законы Чарльстона.
Ее нежные, израненные ноги задвигались в ритме рила.
Всего через два дня она уже была способна часами танцевать на вечеринке по случаю возвращения Стефена из Бостона. А вскоре после того она уже сидела в открытой коляске с Колумом и Кэтлин и направлялась к докам вдоль набережной Саванны.
Никаких трудностей в приготовлениях не было. Американцам не нужны были паспорта для въезда на британские острова. Не требовалось даже кредитного письма, но Колум настоял на том, чтобы она взяла его у своего банкира.
— На всякий случай, — сказал Колум.
Он не сказал, на какой случай. Скарлетт это мало беспокоило. Она была в предвкушении приключений.
— Ты уверен, что мы не опоздаем на нашу лодку, Колум? — беспокоилась Кэтлин.
— Ты пришел за нами поздно, Джейми, все остальные ушли час назад, чтобы дойти туда пешком.
— Я уверен, я уверен, — утешал Колум. Он подмигнул Скарлетт. — И если я немного опоздал, это не моя вина, видя, что Большой Том Мак Махон собирается скрепить свое обещание насчет епископа стаканом или двумя, я не смог обидеть человека.
— Если мы опоздаем на лодку, я умру, — стонала Кэтлин.
— Замолчи, прекрати ныть, Кэтлин. Капитан не уплывет без меня. Симус О'Брайан мой друг уже много лет. Но он не станет твоим другом, если ты назовешь «Брайан Бору» лодкой. Это корабль, славное красивое надежное судно. И ты это увидишь достаточно скоро.
В этот момент коляска повернула под арку и они влетели, трясясь и раскачиваясь в разные стороны, на темный, скользкий, выложенный булыжником спуск. Кэтлин кричала. Колум смеялся. У Скарлетт от волнения перехватило дыхание.
Потом они подъехали к реке. Корабли всех размеров и типов стояли у деревянного пирса, их было больше, чем Скарлетт видела в Чарльстоне. Груженые телеги, с впряженными в них ломовыми лошадьми, со скрипом колес двигались через булыжную грохочущую мостовую. Люди кричали. Бочки катились вниз по деревянному настилу и падали на палубу с оглушительным стуком. Пароход пронзительно свистел, другой звенел своим звонким колоколом. Строй босоногих грузчиков шел по сходням, неся тюки хлопка. Флаги ярких цветов и разукрашенные вымпелы хлопали на ветру. Чайки налетали и пронзительно вскрикивали.
Кучер встал и щелкнул кнутом. Коляска разгоняла толпу праздных пешеходов. Скарлетт смеялась. Они, накренясь, проехали вокруг штабелей бочек, ожидающих загрузки, проскакали мимо медленно едущей телеги и резко остановились.
— Я надеюсь, вы не ожидаете добавочной платы за седые волосы, которые вы мне прибавили? — сказал Колум кучеру.
Он выпрыгнул и протянул руку Кэтлин.
— Вы не забыли мой ящик, Колум? — сказала она.
— Все вещи здесь, дорогая, сейчас иди и поцелуй своих братьев на прощание.
Он повернулся к Морин. Ее рыжие волосы невозможно было не заметить в толпе.
