— Да.
Кэт выскользнула из ее рук. «По крайней мере, она скучала по мне, — подумала Скарлетт. — Она никогда раньше этого не говорила». Скарлетт поднялась с колен, когда горячая волна всепоглощающей любви к Кэт сменилась чувством немого обожания — ее нормальным состоянием.
— Я не знала, что тебе нравятся лошади, котенок Кэт.
— Нравятся. Я люблю животных.
Скарлетт заставила себя говорить бодро.
— Хочешь, я тебе куплю пони? У тебя будет своя собственная маленькая лошадка — как раз для такой крохи, как ты.
«Надо постараться не думать о Бонни. Я поклялась тогда, что не буду держать Кэт под стеклянным колпаком, потому что так я потеряла Бонни. Сразу же после рождения Кэт я сказала себе, что не буду мешать ей быть самой собой, ограничивать ее свободу. Пусть растет, резвится, как вольная пташка. Я не представляла, что это окажется таким сложным — мне хочется защитить ее, заслонить от возможной опасности. Нет, нельзя нарушать свою клятву. Я верю, что поступаю правильно. У Кэт будет пони, если она того захочет, а я буду стоять неподалеку, смотреть, и сердце мое будет готово выскочить из груди от страха за нее. Я слишком люблю ее, чтобы в чем-то ограничивать».
Скарлетт не подозревала, что в ее отсутствие Кэт, не сказав никому ни слова, отправилась путешествовать по городку. Теперь, когда ей исполнилось три года, у нее появилась потребность в общении с другими детьми. Кэт хотелось поиграть с кем-нибудь ее возраста. Она надеялась встретить своих ровесников, которых родители приводили к ней на день рождения. Как-то она увидела группку из четырех ребят, игравших посреди широкой улицы. Когда Кэт приблизилась к ним, те в страхе пустились наутек. Двое, отбежав на безопасное, с их точки зрения, расстояние, стали кидать в нее камни. «Кальек! Кальек!» — кричали они. Кельтское слово «кальек» — ведьма они скорее всего узнали от своих матерей.
Кэт взглянула на мать:
— Да, я хочу пони.
«Они бросаются камнями», — хотела она добавить и рассказать матери про мальчишек и про то слово, которым ее обзывали. Кэт нравилось узнавать новые слова. Но это ей не пришлось по душе. Она не будет спрашивать.
— Я хочу пони сегодня, — сказала она.
— Сегодня я уже вряд ли смогу найти тебе пони, моя крошка. Я поищу завтра, хорошо? Обещаю тебе. Пошли в дом, уже пора пить чай.
— А чай с пирожными?
— Обязательно с пирожными, моя прелесть.
Поднявшись в спальню, Скарлетт с наслаждением сбросила с себя дорожное платье, надела свою любимую юбку, блузку и яркие крестьянские чулки из толстой шерсти.
К середине декабря Скарлетт стала ощущать себя пленницей в собственном доме. Она металась в замкнутом пространстве, словно птица в клетке. Она ведь стала забывать, как ей всегда были ненавистны такие короткие пасмурные дождливые зимние дни. Несколько раз Скарлетт собиралась отправиться к Кеннеди, но всякий раз воспоминания о неудачном для нее вечере, на котором были все знатные люди города, останавливали ее — она больше не будет чувствовать себя с ними так же свободно, как прежде. Время от времени Скарлетт немного ездила верхом. В этом не было необходимости, ибо конюхи регулярно выгуливали лошадей. Но ей очень хотелось хоть ненадолго вырваться из четырех стен, в которых она проводила почти все свое время. Даже обжигающе холодный дождь ее не останавливал. Когда же выдавались солнечные деньки, Скарлетт наблюдала, как маленькая Кэт ловко седлала своего лохматого пони шотландской породы, бойко трусившего по замерзшей лужайке возле дома. Скарлетт знала, что повреждается дерн, и весной это неизбежно скажется, но Кэт угомонить было невозможно — просто вся в мать. Попытки
Скарлетт уговорить Кэт поиграть в доме, даже в конюшне, чаще всего заканчивались ничем.
В канун Рождества Кэт зажгла свечку с изображением Христа во младенчестве, а потом все свечи, до которых она могла дотянуться, на рождественской елке. Затем Колум поднял ее, чтобы она смогла зажечь и все остальные.
— Какой чудной обычай у англичан, — заметил он. — Так можно и весь дом спалить.
Скарлетт посмотрела на горящие свечи и висящие на елке красивые украшения.
— Я думаю, что все это очень мило, пусть даже этот обычай ввела королева Англии. Кстати, я укрепила веточки остролиста на всех окнах и дверях. Все кругом ирландское, кроме этой комнаты, Колум. Не будь брюзгой.
Колум рассмеялся.
— А ты, Кэт О'Хара? Неужели ты тоже считаешь, что твой крестный — брюзга?
— Ага, сегодня ты такой, — ответила Кэт.
Колум засмеялся еще веселей.
— Что ж, устами младенца… Сам виноват — напросился.
Когда Кэт заснула. Колум помог Скарлетт достать припрятанный для девочки рождественский подарок. Это был игрушечный пони-качалка размером с настоящего.
Когда на следующее утро Кэт увидела игрушечного конька, она пренебрежительно протянула:
— У-у-у, неживой.
— Это тебе, дочка, чтобы ты могла играть в плохую погоду дома.
Кэт залезла на пони и начала качаться. Она решила, что для Ненастоящей лошадки он совсем даже ничего.
Скарлетт облегченно вздохнула. Теперь она не будет чувствовать себя такой виноватой перед Кэт, когда поедет в Дублин. Там на следующий день после Нового года Скарлетт должна будет встретиться в отеле с Шарлоттой.
Глава 77
Скарлетт и не представляла, что до Дублина, оказывается, рукой подать. Вроде только-только села она в Триме на поезд, как уже объявили Дублин. На вокзале ее встречала Эванс, служанка Шарлотты. Отдав распоряжение носильщику взять чемоданы, служанка со словами «следуйте за мной, миссис О'Хара» быстро засеменила в сторону выхода. Не привыкшая двигаться при таком скоплении народа, Скарлетт едва поспевала за ней.
Скарлетт никогда не видела здания более внушительного, чем Дублинский вокзал. Впервые она видела в одном месте и такое количество суетящихся, спешащих людей. Но еще больше ее поразили полные жизни городские улицы. В экипаже Скарлетт сразу прижалась носом к стеклу, испытывая необыкновенное возбуждение. Да, Шарлотта была абсолютно права, сказав, что ей понравится Дублин.
Быстро, даже слишком быстро, экипаж остановился. Слуга в затейливо расшитой униформе помог Скарлетт сойти. Она во все глаза смотрела на проезжающую конку, пока Эванс не дотронулась до ее руки:
— Сюда, пожалуйста.
Шарлотта ждала ее в гостиной номера-люкса, сидя за чайным столиком.
— Шарлотта! Я только что видела двухэтажный трамвай, и, представляешь, оба этажа были битком набиты людьми, — с ходу выпалила Скарлетт.
— Рада тебя видеть, Скарлетт. Приятно слышать, что Дублин тебе понравился. Раздевайся! Эванс позаботится о твоих вещах. Сейчас мы будем пить чай. Нам так много предстоит сделать.
