Скарлетт увидела на другом конце выгоревшей от солнца лужайки Гарриэт и помахала ей рукой. «Идем пить чай!» — закричала она. Чая после ухода Колума оставалось предостаточно.
Колум О'Хара шел быстрым шагом, и Розалин Фицпатрик, приподняв подол, долго бежала, прежде чем смогла его догнать. С минуту она шла молча, чтобы отдышаться. Потом заговорила:
— И что теперь? Снова побежал к своей бутылке, я не ошиблась? Колум остановился. Повернулся к ней.
— В жизни не осталось больше правды, и это разрывает мне сердце. Ты слышала, что она говорила? Повторяла лживые слова англичанина, верила им. Точно так, как Девой и все остальные верят красивой лжи Парнелла. Я не могу больше, Розалин. Я едва удержался, чтобы не разбить вдребезги ее английскую чашку и не зарычать на нее, как цепной пес.
Боль и страдание были в глазах Колума, однако на лице Розалин появилось еще более суровое выражение. Слишком долго она сочувствовала ему, видя его душевные терзания, но сколько можно? Мысли о полном крахе дела жизни и предательстве окружающих захватили Колума. Более двадцати лет он боролся за свободу Ирландии, дела его пошли успешно, ему удалось создать целый арсенал оружия в протестантской церкви Баллихары, и вот теперь ему говорят, что делал он это все напрасно. Политические методы Парнелла более действенны. Колум всегда мечтал умереть за свою родину. Жизнь без борьбы за свободу Ирландии теряла для него всякий смысл.
Розалин Фицпатрик разделяла чувства, которые Колум испытывал к Парнеллу. Она, как и Колум, была сильно разочарована, что их работа не оценивается по достоинству лидерами общества фениев, более того, считается вредной. Однако Розалин могла подавить в себе чувства и беспрекословно выполнять приказы руководителей. Ее верность общему делу была велика: она жаждала личной мести больше, чем справедливости.
Но теперь Розалин решила отказаться от своей приверженности фенианству. Для нее страдания Колума значили больше, чем страдания всей страны. Она любила его больше жизни и не могла допустить, чтобы он погубил себя, терзаемый сомнениями и бессильной яростью.
— Ну что ты за ирландец, Колум О'Хара? — резко выговаривала ему Розалин. — Неужели ты позволишь Девою и его компании делать по-своему и совершить при этом непростительные ошибки? Ты не можешь не видеть, что происходит в стране. Люди сражаются неорганизованно, часто в одиночку и жестоко расплачиваются за свои действия, так как у них нет лидера. Они не хотят ни Парнелла, ни кого-то другого. Им нужен ты. Ты достал оружие для армии. Так почему ты сейчас, вместо того, чтобы собирать людей в боеспособный, хорошо вооруженный отряд, напиваешься до бесчувствия и занимаешься бесполезной словесной трескотней, словно надравшийся до чертиков какой-нибудь бездельник, потешающий своими пьяными разглагольствованиями завсегдатаев трактира?
Колум посмотрел на Розалин, потом отвел взгляд. В глазах его затеплилась надежда.
Розалин Фицпатрик отвернулась. Она не хотела, чтобы он видел, насколько она взволнованна.
— Удивительно, ты так легко переносишь жару, — заметила Гарриэт.
Она сидела под зонтиком, но ее нежное лицо было покрыто мелкими капельками пота.
— Мне нравится жара, — ответила Скарлетт. — Я чувствую себя как дома. Я тебе когда-нибудь рассказывала об американском Юге, Гарриэт?
— Нет.
— Самое мое любимое время года — лето. Жара, и никаких осадков на протяжении месяца — это была моя стихия. А как восхитительно выглядели хлопковые плантации, перед тем как раскрывались коробочки: куда ни кинешь взгляд, бескрайнее зеленое море. Я очень любила слушать, как поют рабочие, разрыхляя землю мотыгой. Их не видно, они где-то далеко-далеко, но воздух будто соткан из чарующей мелодии, которая едва доносится издалека.
Скарлетт вдруг замолчала. Только сейчас до нее дошло, что она назвала Джорджию своим домом. «Дом? Ирландия отныне ее дом», — подумала она про себя.
Гарриэт мечтательно протянула: — Там, наверное, так красиво.
Скарлетт с недоумением посмотрела на нее. Как будто мало ее била жизнь: Гарриэт все такая же романтическая натура, и ничто ее не меняет.
Нет, нельзя отбросить свое прошлое. Генерал Шерман привез меня в новую жизнь, но я уже достаточно пожила, чтобы так просто отказаться от прошлого.
Я не знаю, что со мной происходит. Вся в разладе сама с собой. Наверное, все-таки жара виновата: я уже привыкла к ирландской прохладе.
— Мне надо посмотреть счета, — сказала она Гарриэт.
Аккуратные колонки цифр действовали на нее успокаивающе и поднимали настроение.
Но в этот раз внимательное изучение цифр привело Скарлетт в состояние глубокой депрессии. Единственный более-менее стабильный доход приносили ее домики, которые продолжали строиться на окраине Атланты. Одно хорошо: ее деньги больше не шли на финансирование революционного движения, к которому принадлежал Колум. Эти деньги она пустит в помощь самым нуждающимся. Но все равно средств явно недостаточно. Скарлетт тратила огромные суммы на благоустройство своего поместья и городка. Ей с трудом верилось, что она с такой легкостью проматывала тысячи в Дублине, однако бесстрастная цифирь подтверждала, что все так и было.
Пусть только у Сэма Коллетона хватит практичности сэкономить при строительстве домиков, пусть даже на мелочах. Спрос на дома от этого не уменьшится, а доход будет выше. Она напишет ему, чтобы не покупал дорогие пиломатериалы: строить эти домики она решила в первую очередь для того, чтобы хоть чем-нибудь занять Эшли. Были и другие способы сократить затраты: на фундаменте, вытяжных трубах… Кирпич можно использовать и более низкого качества.
Скарлетт сама себя одернула. Что она говорит! Чтобы Джо дошел до всего этого сам? Никогда такого не будет. Он и Эшли — честнее людей не найти, идеалисты, каких еще поискать. Скарлетт вспомнила, как они беседовали друг с другом на строительной площадке. Ну два сапога пара! Они нашли друг друга. Она бы не удивилась, если бы они вдруг прервали на полуслове разговор о ценах на древесину и начали бы обмениваться впечатлениями о какой-нибудь книге.
Вдруг Скарлетт осенило: она отправит Гарриэт Келли в Атланту. Она и Эшли могли бы стать чудесной парой Они ведь так похожи: оба живут в каком-то иллюзорном мире, оба судят о жизни исключительно по книгам. Гарриэт хоть и была наивной, но у нее было очень важное качество — верность долгу. Иначе бы она не прожила целых десять лет с нелюбимым мужем. В ней есть сила. Она может иногда демонстрировать удивительный напор, как в том эпизоде с экзекуцией, когда Гарриэт столько прошагала пешком, чтобы найти пострадавшего от рук Дэнни офицера и постараться уговорить его не доводить дело до расправы. С Гарриэт Эшли бы чувствовал себя как за каменной стеной. Сам он тоже нуждается в женщине, о которой мог бы заботиться. Со своим характером он, наверное, совсем избалует Бо. Даже страшно представить, что может из него получиться. Билли Келли научил бы Бо уму-разуму. А еще надо отправить коробочку нюхательной соли для тетушки Питти. Но тут настроение Скарлетт упало: пустые фантазии — вот что такое ее рассуждения отправить обоих Келли в Америку. Во-первых, Кэт не переживет расставания с Билли. Когда пропал Окрас, она целую неделю ходила сама не своя. Но Окрас был всего лишь обыкновенным котом, а что тогда говорить о Билли! Кэт как-то сразу к нему привязалась, и эта привязанность изо дня в день крепла. Да и Гарриэт плохо переносит жару. Нет, от этой идеи придется отказаться. И Скарлетт вновь склонилась над счетами.
