У нее захватило дыхание, когда она добежала до места, где стоял Ретт и наблюдал за ней. Скарлетт глубоко дышала, держа руку у себя на груди, пока к ней не вернулось нормальное дыхание.
— Я никогда еще так не веселилась! — сказала она. — Какое чудесное место, Ретт. Не удивительно, что ты его любишь. Бегал ли ты вниз по лужайке, когда был маленький? Чувствовал ли ты, что можешь летать? Ах, мой дорогой, как ужасно видеть пожарище! У меня разбито сердце из-за тебя, я бы хотела убить всех до одного янки на земле! Ах, Ретт, я так много хочу рассказать тебе. Все вернется назад, как трава. Я понимаю, я действительно понимаю то, что ты делаешь.
Ретт странно посмотрел на нее, с опаской.
— Что ты «понимаешь», Скарлетт?
— Почему ты здесь, а не в городе. Почему тебе надо оживить плантацию. Покажи мне, что ты сделал, что сбираешься делать.
Лицо Ретта осветилось, и он показал на ряды растений позади него.
— Они сгорели, — сказал он, — но они не умерли. Кажется, что они даже набрали больше сил: пепел, наверное, дал им что-то нужное. Я должен это выяснить. Мне еще много чему нужно учиться.
Скарлетт взглянула на низкие, обрубленные остатки деревьев. Она не знала таких темно-зеленых блестящих листьев.
— Какой это сорт дерева? У вас растут здесь персиковые деревья?
— Это не деревья, Скарлетт, это кустарник камелии. Первые в Америке были посажены здесь, в Дамор Лэндинге. Это их отростки, около трех сотен.
— Что ты хочешь сказать, что это цветы?
— Конечно. Самый близкий к совершенству цветок на свете. Китайцы преклоняются перед ними.
— Но ты не можешь есть цветы. Что ты растишь для урожая?
— Я не могу думать об урожае. Мне надо спасти сотни акров сада.
— Ты с ума сошел, Ретт. Для чего нужен цветочный сад? Ты можешь растить что-нибудь на продажу. Я знаю, что хлопок не растет в этой местности, но должна же быть какая-нибудь культура, приносящая хорошие деньги. В Таре мы используем каждый фут земли. Ты мог бы засадить все прямо до стен. Все, что тебе надо сделать, — это вспахать и бросить семена, побеги взойдут у тебя раньше, чем ты успеешь уйти с поля.
Она нетерпеливо взглянула на него, готовая поделиться с ним своим трудно приобретенным опытом.
— Ты варвар, Скарлетт, — тяжело сказал Ретт, — иди в дом и прикажи Панси приготовиться. Встретимся у пристани.
Что она сделала не так? Одну минуту он был полон жизни и возбуждения, но внезапно все улетучилось, и он стал чужим. Странный он. Она никогда не будет его понимать, даже если доживет до ста лет. Она быстрым шагом направилась по зеленым террасам к дому, не замечая окружающую ее красоту.
Лодка, что причалила к мосткам, сильно отличалась от непривлекательной баржи, которая привезла на плантацию Скарлетт и Панси. Это был коричневый шлюп с медными фитингами и позолоченной витой полоской вдоль борта. За ним на реке стоял другой корабль, который Скарлетт предпочла бы с большим удовольствием: он был в пять раз больше шлюпа, у него было две палубы, с бело-синей окантовкой по борту и ярко-красное колесо на корме. Весело окрашенные флажки были натянуты между его мачтами, а ярко одетые мужчины и женщины толпились у поручней на обеих палубах. Он выглядел праздничным и веселым.
Точно по Ретту, размышляла Скарлетт, поехать в город на этой маленькой лодочке вместо того, чтобы остановить пароход, который мог бы нас подвезти. Она подошла к причалу в тот момент, когда Ретт снял шляпу и сделал размашистый, чувственный поклон в сторону колесного корабля.
— Ты знаешь этих людей? — спросила она. Может, она была не права, может, он им сигналит.
Ретт отвернулся от реки, надевая свою шляпу.
— На самом деле да. Но не каждого лично, а в целом. Это еженедельная экскурсия из Чарльстона вверх по реке и обратно. Очень доходный бизнес для одного из чарльстонских саквояжников. Янки заранее раскупают билеты, чтобы насладиться зрелищем скелетов сгоревших домов на плантациях. Я все время приветствую их, если это удобно; меня развлекает их смущение.
Скарлетт была слишком шокирована, чтобы даже слово сказать. Как может Ретт шутить с этой стаей янки-канюков, смеющихся над тем, что они сделали с его домом?
Она послушно устроилась на мягком сиденье в маленькой каюте, но как только Ретт ушел на палубу, она вскочила, чтобы рассмотреть сложное нагромождение шкафов, полок, запасных вещей и оборудования, каждый предмет находился на месте, очевидно, заранее запланированном для его хранения. Она все еще удовлетворяла свое любопытство, когда шлюп медленно тронулся вдоль берега реки, затем через некоторое время снова остановился. Ретт выкрикивал резкие приказания.
— Перенеси эту связку сюда и привяжи ее на носу.
Скарлетт высунула свою голову из люка посмотреть, что происходит.
Боже милосердный, что это такое? Дюжина черных мужчин опиралась на свои пики и лопаты и смотрела, как бросали мешки матросам на шлюпе. Где бы они могли быть? Это место выглядит, как черная сторона луны. Был виден просвет в лесу, там была вырыта большая яма и лежали гигантские штабеля чего-то похожего на белые глыбы скал. Пыль от мела наполнила воздух и вскорости ее ноздри, и Скарлетт чихнула.
Эхом отозвалось чихание Панси. «Нечестно», — подумала она. Панси все было хорошо видно.
— Я поднимаюсь, — выкрикнула Скарлетт.
— Отдать концы, — одновременно крикнул Ретт.
Шлюп быстро набрал скорость, подхваченный течением реки, отбрасывая Скарлетт с лесенки. Она неуклюже упала в каюту.
— Черт бы побрал тебя. Ретт Батлер, я могла сломать себе шею.
— Не сломала же. Оставайся там. Я скоро спущусь.
Скарлетт услышала скрип канатов, скорость шлюпа увеличилась. Она доползла до одной из скамеек и поднялась.
Ретт легко спустился по лесенке, пригнул голову, чтобы не задеть за косяк. Он выпрямился, и его голова уперлась в полированное дерево над ней. Скарлетт свирепо взглянула на него.
— Ты сделал это назло, — проворчала она.
— Сделал что? — Он открыл маленький иллюминатор и закрыл люк. — Хорошо, ветер нам в спину, и нам помогает сильное течение. Мы будем в городе за рекордное время.
Он упал на сиденье напротив Скарлетт и отклонился назад, лоснящийся и пружинистый, как кот.
— Я предполагаю, ты не будешь возражать, если я закурю.
Его длинные пальцы достали сигару из внутреннего кармана пальто.
— Я очень возражаю. Почему я здесь закрыта в темноте? Я хочу пойти вверх, на солнце.
— Наверх, — автоматически поправил Ретт. — Это достаточно маленькое сооружение. Команда черная, Панси черная, ты белая, да еще женщина. Панси может закатывать глаза, смеяться над их неделикатными ухаживаниями, и они все втроем проведут приятно время. Твое присутствие это испортит. Итак, в то время, как низший класс наслаждается путешествием, ты и я, привилегированная элита, глубоко несчастны в обществе друг друга, пока ты будешь дуться и хныкать.
