Но эти секунды мне нужны для того, чтобы перед внутренним взором появилась пылающая адским огнем цифра 10.
Я пропала.
Мне конец.
И уже ничего не исправить.
Яр чувствует это, и, когда я открываю глаза, меня встречает его встревоженный взгляд.
– Будь со мной, – говорит он так, словно все знает. – Забудь обо всем, будь со мной.
Я слушаюсь его. Разве можно не послушаться человека с шелковым голосом, шелковым членом и такой интуицией, что я не успеваю даже захотеть чего-нибудь: быстрее, глубже, замереть, перевернуться, поцелуй тут, погладить здесь, ярости, нежности, страсти, жестокости, укусов, влажных дорожек горячим языком, дыхания, сладкого и острого, тихих слов на ухо, громких приказов сквозь зубы, низких стонов, подчинения, доминирования, трахаться, как кролики, рыча и впиваясь друг в друга – он делает все это за секунду до того, как желание появляется.
Он не угадывает, не играет, не проявляет каких-то особенных умений и навыков, просто наши желания совпадают настолько четко, что я пугаюсь до одури – мне не хватает воздуха, голова кружится, и я лечу в черную пустоту, и последний шанс уцепиться был еще полчаса назад, час назад, два часа назад, и от страха, оказывается, только острее удовольствие.
Яр встряхивает меня, оставляет след зубов на плече, а я – следы ногтей у него на спине. Мы падаем с небес на влажные простыни и бесконечно смотрим друг другу в глаза, продолжая мысленно то, что уже не в состоянии сделать в реальности. Его пальцы гладят мое лицо, задерживаясь на губах, я улыбаюсь и ловлю их, посасываю, и в его глазах вспыхивает пламя. Там, где только что прошелся лесной пожар и вроде бы нечему гореть… Мы снова набрасываемся друг на друга, пока кожа не начинает пылать, мышцы ныть, сердца заходиться в очередном приступе тахикардии и грозиться замереть навсегда.
Это все длится существенно дольше тридцати пяти секунд в лифте. Это слаще и горячей всех моих фантазий. И Яр не пахнет Диором, когда стискивает зубы и рычит, вбиваясь в меня в последних судорогах. Он пахнет собой – свежим потом, греховным сексом, неизбежностью и чем-то еще горьковато-терпким, слишком похожим на будущие сожаления.
Но я не собираюсь жалеть. В тот момент, когда я прижимаю его к себе, слизывая соленую влагу с его плеча, я решаю, что жалеть – не буду. Это то, чего я хотела больше всего на свете, то, о чем не могла и мечтать, то, чего у меня никому теперь не отнять, пока мне физически не вырежут тот кусок мозга, где хранятся воспоминания. Но, говорят, они хранятся разобранными во множестве мест, так что – пока мне не вырежут весь мозг. Что бы ни случилось дальше, это воспоминание останется со мной, я буду держаться за него, когда все полетит во тьму.
Оно станет частью меня.
Ева и Яр, два часа острого счастья, за которое ничего не жалко.
Мама была права.
На такой ноте, пожалуй, и вправду лучше остановиться.
Выбрать его своим последним мужчиной.
Навсегда.
Я не переживу, когда он меня оставит.
У вас разный социальный статус и круг общения
Утром я открыла глаза, чувствуя, как расслабленное тело мурлычет в медовой неге. Такого ощущения счастья у меня не было, кажется, никогда. Или просто и быть не могло?
В полутьме комнаты – только сквозь шторы пробивался бледный осенний свет – я видела крепкую мускулистую спину Яра рядом со мной и темные, почти черные завитки волос на затылке, которые выглядели всегда влажными.
Я провела кончиками пальцев по его плечам, почти не касаясь, чтобы не разбудить, и услышала томное низкое:
– М-м-м?..
Я отдернула пальцы, но он уже повернулся ко мне.
Было страшно выныривать из случившегося и как-то жить дальше – принимать решения, разговаривать с людьми, выстраивать наши отношения заново… У меня был миллион логичных вопросов, но я усилием воли подавила их все и просто смотрела на его лицо, безупречно красивое и мужественное. Прямой нос, высокий лоб, упрямые губы… Было ли мое восхищение им при первой встрече в магазине предчувствием этого пробуждения? Могла ли я представить тогда, в душной очереди, среди гудящих ламп и запаха гнилых овощей, что однажды буду задыхаться в руках этого мужчины, чувствовать его губы и язык, пробовать его на вкус? Отмотать бы время и шепнуть на ухо самой себе, как оно будет. Пусть покраснеет!
Ничего не ясно впереди. Ничего.
Но Яр улыбнулся мне светло и нежно, и сразу захотелось улыбнуться ему в ответ. Проглотить слезы, клокочущие в горле, и позволить пузырькам счастья в крови затанцевать свой безумный танец.
– Что же мы сделали… – прошептала я.
– Тебе все перечислить? – деловито предложил Яр.
– Надеешься меня этим смутить?
– А ты смутишься?
– Не-а.
Он повернулся на спину и потянулся, а я завороженно смотрела на его налитые мышцы. Почему мне казалось, что он выглядит хуже Олега? У Яра было великолепное гармоничное тело – настолько привлекательное, что мои пальцы снова потянулись к его груди.
Он поймал их и поцеловал. Замер, трогая подушечки кончиком языка. Мое сердце забилось чаще…
– Я – чистить зубы! – нагло заявил он и выскользнул из-под одеяла, даже не думая что-то на себя накинуть. Так и отправился голым, как олимпийский бог.
Я посомневалась немного, но накинула его футболку – ту, вчерашнюю! – и обхватила себя руками, ощущая нечто, доселе мне незнакомое. Такое тихое полноводное счастье…
На кухне я щелкнула кнопкой электрочайника, сполоснула чашку и застыла, не решаясь шарить по чужим шкафам.
– Яр!
– М-м-м-м? – Он выглянул из ванной взъерошенный даже больше, чем вчера, во время спектакля перед Олегом, и с зубной щеткой во рту. А моя у меня дома…
– У тебя кофе есть?
– Ох, не знаю. Я всегда в городе покупаю.
Я вздохнула. Яр вынул щетку изо рта и предложил:
– Поедем позавтракаем где-нибудь.
Он увидел мое лицо – наверное, испуганное в тот момент. Я не хотела выходить в тот мир снаружи, не готова была пока пересекать границу зачарованного замка.
– Не хочешь?
– Давай я сварю? – Я открыла дверцу шкафа, где у Маринки хранился кофе, и нашла там половину пачки и даже кастрюльку. – Видишь?
– О’кей. – Он пожал плечами и скрылся в ванной.
Яр вышел оттуда весь мокрый. Проходя мимо, он с наслаждением шлепнул меня по заднице, замер и прижался к спине, положив подбородок на мое плечо. Я млела, помешивая ложечкой кофе, но из какой-то подростковой бравады не хотела признаваться в том, как мне приятно.
Он втянул воздух сквозь зубы, потерся о мою задницу стоящим членом и отошел.
Я заглянула в холодильник – там пряталось молоко. Понюхала – вроде не прокисло.
