Вот только я вспомнила, что, когда Олег ушел, буквально через день, закончился цикл и я решила не ставить новое. Зачем? Я не планировала искать новых любовников.
А потом все закружилось – и у меня все напрочь вылетело из головы. За три года я просто привыкла, что за меня думает календарь в телефоне.
И теперь…
Я вытряхнула всю аптечку разом на пол – слишком уж тряслись руки, чтобы копаться в ней в поисках теста. У них ведь есть срок годности? Я, кажется, покупала еще до Олега…
Вот он.
Меня колотило так, что я пару раз выронила упаковку.
Срок годности истекает в ноябре. Как я вовремя успела. Какая экономная Ева, даже тесты использует до последнего!
Молодец.
Я снова включила воду, отгораживаясь ее шумом от мира.
Не так уж много я делала тестов на беременность за свою жизнь, но каждый раз помню отчетливо и остро: сидишь на холодном полу ванной, глотаешь разреженный воздух своего ужаса и смотришь, как медленно наливается краснотой сначала первая полоска, а потом, еще медленнее, под громовой стук сердца, слегка обозначается вторая… но бледнеет.
Бледнеет.
Ты дрожащими руками кладешь тест на край ванной, чтобы выждать уже положенную минуту, хотя и так все ясно. Но на всякий случай. Потом проверяешь каждые пять минут – не появилась ли случайно вторая полоска? Это уже не будет считаться, но все же проверить стоит.
Только сейчас она не побледнела. Вторая полоска налилась рубиновой краснотой, очевидной и бесспорной.
Мне казалось, мое сердце просто взорвалось. Вздрогнуло, попыталось разогнаться до тысячи ударов в минуту, захлебнулось кровью и упало, обессиленное.
Вот и все. Случилось именно то, от чего меня пыталась предостеречь мама. Именно то, что ждало меня в конце пути из десяти мужчин.
Девочки, которые не слушаются маму, не выходят замуж до тридцати, спят с женатыми, выбирают любовь, а не уверенность в будущем и надежного мужчину с порядковым номером не больше десяти, заканчивают именно так. Как Вера. Изгоями.
Нищими, брошенными, беременными.
Я легла на кафельный пол, прислонившись щекой к прохладной плитке. Перед глазами плыли круги, еле ожившее сердце вяло трепыхалось прямо в горле.
«Тебе конец, Ева».
Вот так я встретила свое тридцатилетие.
Я никогда не хотела детей просто так, без связи с их будущим отцом, хотя в моем представлении о семье они, конечно, были. В умильной картинке моего будущего я выходила замуж в белом платье, кидала букет в толпу подружек, а через девять месяцев выносила из роддома симпатичный розовый или голубой конвертик. Произойти это должно было между двадцатью и двадцатью пятью годами. Идеальное время.
Жаль только, что в двадцать у меня был мой мужчина номер два – страсть на разрыв аорты, ночевки у него под кроватью, когда внезапно возвращались родители, его переписки с другими, дым, выпущенный в лицо, и насмешливое «ты же не думаешь, что я на тебе женюсь?».
В двадцать пять был номер шесть и навечно запомнившийся вкус десерта «Эрба». Между ними я тоже не обзавелась колечком – отложила на будущее, которое так и не настало.
Все досадные случайности вроде порванных презервативов, «не успел вынуть», пропущенных таблеток и сносящей голову роковой страсти, когда забываешь обо всем, заканчивались на холодном полу ванной и ожиданием второй полоски на тесте. Каждое такое утро отнимало у меня лет пять жизни.
Потому что залететь без кольца на пальце – это клеймо шлюхи.
Это «она такая же, как ее подружка, с гнильцой». Это страх и унижение, холодные инструменты, злые лица, кипяченые простыни с застиранными пятнами крови на больничных койках. Или бессонные ночи, нехватка денег, паршивая работа, прочерк в графе «отец» и бестактные, издевательские вопросы окружающих.
Мне кажется, я мало чего боялась так же сильно, как того, что случилось в день накануне моего тридцатилетия.
Днем я поехала в платную клинику, сделала анализ крови и УЗИ, и так плакала, услышав «срок – пять недель», что девочка-узистка, тревожно оглянувшись на дверь, шепотом спросила меня, точно ли я хочу оставить ребенка. Потому что, если поторопиться, то можно более щадящим способом…
Я вылетела оттуда как пробка и ревела, уткнувшись в толстый узловатый клен, росший возле клиники.
Страшно было все – и тот вариант, и другой.
Не существовало ни единого правильного.
Никто не видел меня за углом, за густыми кустами, под сенью милосердного клена, который старательно укрывал мое убежище последними оставшимися разлапистыми листами. Я стояла, бездумно обрывая ягоды с грозди рябины, протянувшей свою ветку словно для того, чтобы погладить меня по плечу.
«Одна, вторая, третья, четвертая… написать Яру? Пятая, шестая, удалила телефон, седьмая, восьмая, девятая, подняться этажом выше, девятая, девятая, десятая, и в лицо вот так сказать, десятая, одиннадцатая, двенадцатая, а он что? – тринадцатая! – «а мы уже с Леной над этим работаем», вот что, четырнадцатая, пятнадцатая, шестнадцатая, семнадцатая, восемнадцатая, девятнадцатая, обойдусь, двадцатая, пошел к черту, тридцатая, тридцать первая, нет, так нельзя…»
Ягоды расплывались в глазах, я перебирала их, пачкая руки оранжевым. Решила – если их будет четное число, то напишу письмо и положу в его ящик. Если нечетное – не скажу. Не знаю, что решу, но не скажу точно.
Пересчитывала ягоды три раза.
Тридцать пять.
Тридцать семь.
Тридцать пять.
Сорвала еще одну гроздь – и снова тридцать пять.
Я подбросила ягоды на ладони, они стукнулись друг о друга упругими боками и раскатились, падая в черную грязь.
Мимо прошуршала машина. Мир жил своей жизнью рядом, всего в метре от меня, но пока соглашался подождать моего решения. Брошу ягоды и, если больше всего упадет на дорогу, сделаю аборт. Если на землю – оставлю.
Неловко подломилась нога, я споткнулась и высыпала всю горсть прямо под колеса проезжающей мимо машины. Она раздавила их в оранжево-красную кашицу все до одной.
Надо развернуться и пойти спросить, что там с «щадящим прерыванием»… Но я сорвала еще гроздь рябины и высыпала ягоды себе под ноги, на землю. Вот так!
Тридцать лет называют новой юностью.
В некоторых странах тридцать – это лишь повод задуматься, чего ты хочешь от жизни. Но у нас – это рубеж, после которого девушка превращается в женщину. Заканчивается период, когда тебя еще считают беззаботной и юной, начинается зона ответственности и взросления.
«29» – последнее число, которое забивают в поиск на сайте знакомств самые приличные мужчины. Можно прятаться от своего возраста, но, когда произносишь «тридцать», всем ясно, что время уже скрежещет когтями по твоей крыше и нудно перечисляет, что ты успела и чего не успела.
