А тут ты с поезда и ищешь отель, который, как и вокзал, находится вне локальной исторической зоны, так похожей на настольную игру.
Движешься, сообразуясь с указателями, все время удаляясь от центра, удивляешься тому, что ландшафт становится все более приземистым и заурядным. Сайт обещал тебе «15 минут пешим ходом», но вот идешь и 20 минут, и даже 30, постоянно удивляясь пустой малообжитой местности явно не туристического толка.
Может быть, заплутал?
Даже и спросить не у кого: дождь разогнал последних аборигенов по теплым углам, а единственный парень, у которого удалось спросить, где находится «твоя улица», безнадежно машет рукой куда-то вдаль.
И ты снова удаляешься от центра.
На 40-й минуте открытого космоса наконец доходишь до восьмиэтажной громадины, явно заточенной под транзитных пассажиров: отель не виноват, что находится возле международной трассы и нужен путешествующим сугубо на автомобиле.
А я еще шутил накануне про пристанище дальнобойщиков и даже не представлял, насколько метафорически, но прав.
Внутри него тихо, как на фабрике после окончания рабочей недели, почти никого нет (сезон давно закончился), хотя он дико старается понравиться какими-то дополнительными, избыточными опциями вроде косметических наборов и махрового халата, ручек, бытовых приборов и штучек, которыми никогда никто не пользуется.
Понятно, что отсюда тебе уже не выбраться; самое время погружаться в пучины экзистенциального кризиса и клаустрофобических страхов.
Однако берешь себя в руки, спускаешься в соседний магазинчик за продуктами к ужину, завариваешь вместе с грейпфрутовым маслом отчаянно горячую ванну.
И это не «хоть шерсти клок», но мудрое перераспределение акцентов: отрезанный пространством и дождем от всего остального мира, даже не стараешься рыпаться как минимум до шведского завтрака, который окажется разнообразным и изобильным.
Тем более что ночью дождь закончится, и можно, забрав вещи, сесть в автобус, который вернет тебя на вокзал, где, правда, нет ни одной камеры хранения!
И вот тогда из слез, из темноты, из бедного невежества былого, забыв о вчерашнем кошмаре, предпринимаешь вторую попытку.
Идешь от вокзала парковым промежутком, постепенно наращивая скорость восприятия; проходишь ворота, подходишь к Дуомо, дальше на центральную площадь с временным рынком, а дальше, следовательно, как в музее, приходит пора разбредаться по самым разнообразным залам больших и маленьких, узких или парадных улиц и площадей в поисках творений Палладиевых.
И это как в большой картинной галерее – обращаешь внимание в первую очередь на этикетки, указывающие автора, ибо все подряд дома обозреть невозможно, а возле каждого проекта Палладио обязательно стоит информационный стенд – перстом указующим.
Значит, снова, как в музее, шаришь глазами по краям, вместо того чтобы занимать себя сутью, но сами здания Палладио не коллекционируешь и сильно на них не фиксируешься, ибо, как я уже сказал выше, чаще всего сделать это практически невозможно.
И я не представляю себе тот режим смотрения этих архитектурных шедевров, который можно было бы назвать окончательным: ходить вместе с персональным гидом, который надолго бы застревал в узких уличных проходах, объясняя, в чем заключается новаторство и важность каждой отдельной постройки?
Мои потребности много скромнее: прийти, увидеть и понять место, в котором ты очутился, хотя бы в сто первом приближении, то есть попытаться настроиться на его волну, почувствовать те самые умозрительные токи, что, подобно уличным сквознякам, продолжающим улицы, встречаются внутри тела слабыми импульсами умозрительной геометрии.
Мой интерес в Виченце можно назвать архитектурным, а значит, внешним, не претендующим на детальность переживания, возможного только если здесь задержаться хотя бы на какое-то время.
Первые же церкви отбивают всякое желание забираться вообще под какую бы то ни было крышу – после дождя, знаете ли, люди улыбаются, влюбленные встречаются, а населенные пункты раскрываются, точно напоенные свежестью весенние бутоны.
Исключением здесь будет сам театр «Олимпико», который миновать нельзя, и именно поэтому я напишу о нем отдельно.
А город, расслабившись и ухватившись за нить твоего желания, начинает постепенно, крайне медленно и крайне неохотно, раскрывать подведомственные территории, мелькая то живописным каналом, то старинным мостом (Палладио их тоже, кстати, строил), а то особенно таинственно молчащей улочкой, состоящей из загородных вилл, расположенных прямо в городе.
Озаботившись поисками театра «Олимпико», окружными путями я начал сдвигаться к югу – туда, где еще меньше туристов и туристических манков и приманок, зато все больше и больше гармонического единения природы и окультуренности, которыми, впрочем, в Италии никого не удивишь – здесь же все время теряешься в догадках, что чего является продолжением и следствием – меланхолическая красота природы, плавно переходящей в городские окрестности, или же, наоборот, пойманная взапуски растительность, внезапно вскипающая в промежутках кварталов и как бы стихийно обустроившихся скверах.
Важно, что ты гуляешь внутри большого, раздвинутого в панораму пейзажа, постоянно подбрасывающего все новые и новые ракурсы и повороты. Виченца петляет и накидывает петли, вынуждая человека, не знакомого с ее внутренней логикой, перемещаться по внешним сторонам уличных полукружий.
Разумеется, на карте все будет выглядеть не так очевидно и плоско, однако восприятие имеет иные, причинно-следственные закономерности: ощущения накапливаются, натягиваются одно на другое, из-за чего наконец ты и находишь образ города – да, это клубок, в который сбирается твой путь.
25 ноября 2013 года
Мои твиты. Виченца
Пн, 15:28. Нормальный такой, утилитарный подход: знаменитые постройки не выставлены, как в витрине ювелирного магазина, а встроены в бытовую жизнь.
Пн, 15:29. Если бы не указатели (город празднует 500 лет Палладио), то многие из них так бы и остались непроявленными, практически незамеченными.
Пн, 15:31. Центр Виченцы небольшой, его можно обойти и изучить за несколько часов, несколько раз выходя то к центральной площади, то к сдержанному Дуомо.
Пн, 15:32. Чуть в сторону от центра – и тут же начинаются каналы, сады и виллы. Где-то здесь по дороге на вокзал – театр «Олимпико», ради которого и приехал.
Пн, 1533. Театр «Олимпико» окружен тяжелой стеной, внутри небольшой садик с обломками мраморных колонн и скульптур из песчаника. Элегическое место…
Пн, 1535. Внутри фрески (зал «Одеон»), портреты и проходы к зрительному залу, сделанному Палладио с роскошно декорированной сценой и деревянным амфитеатром.
Пн, 15:36. Жизнь отсюда ушла, совсем как из греческих театров, кислород вырабатывает только деревянная декорация с перспективой расходящихся улиц Фив.
