Как только личность жертвы определяли, следователи узнавали биографию юноши. Некоторые юноши подвизались уличными проститутками, но далеко не все. Тем не менее многие семьи пугались возможной ассоциации с проституцией или гомосексуализмом и не решались сотрудничать с полицией. К июню 1981 года удалось установить личности 24 жертв Гейси, большинство – по зубам. Девять неопознанных тел 12 июня захоронили на разных кладбищах. Расходы на себя взяло Общество похоронных бюро Большого Чикаго, на каждом памятнике выбили надпись: «Нас помнят».
Под конец следователям предстояло сообщить родителям, что их сыновей опознали среди жертв. И хотя некоторые семьи отказывались верить, а другие набрасывались с упреками на человека, принесшего плохие новости, большинство матерей и отцов были готовы к такому исходу и воспринимали его даже с чувством облегчения, узнав наконец судьбу сына.
Когда миссис Джонстон сообщили, что Рика нашли среди жертв, она тихо заплакала и спросила, страдал ли ее мальчик. Надеясь ее утешить, мы ответили отрицательно.
Возможно, Пистов немного успокоило, что их сына не нашли среди девяти утопленников. Когда поиски на реке не увенчались успехом, семья Роба еще раз попыталась отыскать юношу. Гарольд Пист взял отгул и отправился нареку Дес-Плейнс. Семья обратилась к медиуму Дороти Аллисон, надеясь, что та сможет подсказать, где искать тело. Однажды ее даже привели в суд, чтобы она смогла настроиться на нужную волну.
Когда миссис Пист сообщила мне, что обратилась к медиуму, я одобрил это решение: любые средства хороши, если они приносят семье хоть какое-то облегчение. Я не верю в экстрасенсов и еще больше невзлюбил их, когда выяснилось, что «незнакомка» Козензака, по чьей наводке мы бесцельно плутали в тумане, на самом деле была медиумом, к которой лейтенант обратился за помощью.
Если бы Козензак сразу признался, мы не потеряли бы столько времени.
Пришла весна, а вместе с нею – и необходимость срочно провести повторные поиски, иначе из-за половодья река разольется и непомерно увеличит область поиска. Речные ветераны говорили, что в шлюзах огромные бревна разбивает в щепки сильным потоком. В случае изменения погоды наши надежды найти тело улетучивались.
Днем 9 апреля мужчина на берегу канала заметил плывущее вниз лицом тело и сообщил о нем начальнику шлюза. Тот вызвал полицию шерифа.
Нам позвонил один из диспетчеров, с которым мы подружились во время зимних поисков, и неофициально сообщил, что Браун уже выехал на место.
Я вызвал Хейна и Бедоу, и мы с мигалками помчались к реке. Увидев нас, Браун смутился: он знал, что должен был известить следственную группу, но сначала хотел убедиться, что это не ложная тревога.
Сильно разложившееся тело отвезли в Нью-Ленокс. Было очевидно, что для опознания нам понадобятся записи стоматолога, и я попросил Козензака привезти их. Не сумев дозвониться до доктора Штейна, я уговорил доктора Павлика заняться телом. В местной больнице сделали рентген, и Павлик с тремя ассистентами принялись сличать снимки. Около девяти вечера они подтвердили, что это Роб Пист.
18 апреля, спустя три дня после Пасхи, солнечным теплым днем Роберт Джером Пист был похоронен в склепе, утопающем в зелени кладбища Всех Святых. На отпевание в римской католической церкви Понменской Богоматери пришло множество друзей и одноклассников Роба и большинство полицейских, занимавшихся расследованием. Во время прощания у гроба, накрытого тканью с красными розами, семья отвела в сторону нас с Грегом и еще нескольких следователей и поблагодарила. Впервые в жизни я не знал, что сказать.
Портрет злодея
Когда Гейси привезли в больницу Чермака при окружной тюрьме, директор установил ряд правил относительно его содержания. Для его же безопасности убийцу держали отдельно от остальных заключенных. Всему персоналу, кроме приставленных к подрядчику людей, было запрещено как говорить с ним, так и обсуждать его. Гейси тут же решил, что его считают VIP-персоной, и похвастался в письме другу своими «девятью телохранителями».
Обычно арестант пребывал в хорошем настроении, но довольно агрессивно реагировал на репортажи о его деле, которое, как он утверждал, построено на лжи и искажении фактов. Страдал он и от одиночества, на которое жаловался Рону Роде, выражая ему благодарность за то, что тот нашел время написать. В том же письме преступник писал: «Моя жизнь похожа на темный тоннель: не знаешь, какой он длины и в правильную ли сторону идешь». В другом письме он размышлял о силах добра и зла: «Тень Сатаны коснулась меня, и похоже, все ложные друзья меня покинули.
…Когда дела шли в гору и с меня было что взять, все хотели со мной дружить, но как только я стал подозреваемым, они разбежались и попрятались. Бог им судья… Если бы я пошел против Божьего замысла, то не смог бы помочь стольким людям. Нет, я не святой, всего лишь один из рабов Божьих. Не мне судить себя или других».
Однако при этом Гейси был крайне требователен к тем, кто за ним присматривал. Время от времени он жаловался руководству клиники на проводимое лечение, обращался к охранникам просто по фамилии и пытался ими командовать. И продолжал важничать: велел капеллану тюремной церкви Джозефу Р. Беннетту попросить кардинала Коди, чикагского архиепископа, навестить его; хвастал Рону Роде, что шериф Ричард Элрод нанес ему «дружеский» визит, чего, разумеется, не было.
У Чарльза Фазано, посредника между заключенным и администрацией, Гейси попросил свежие выпуски «Плейбоя», «Хастлера» и ежедневных газет, а также книгу по уголовному праву. Преподобный Беннетт передал заключенному Библию.
Все это время Гейси уверенно заявлял, что его оправдают, и требовал круглосуточной охраны после освобождения. «Мое дело выиграно, – сказал он Роде по телефону, – можешь быть уверен». Когда его спрашивали, как в подполе оказались трупы, он отвечал, что часто уезжал из города, а ключи от дома были у 5–6 человек. Также Гейси добавлял, что и его адвокат, и психиатр со стороны защиты полагают, что оправдательного вердикта добиться проще простого. После освобождения преступник обещал прижать каждого, кто нарушил его права, включая, видимо, и меня.
Однажды охрана нашла арестанта под койкой с полотенцем вокруг шеи и подняла тревогу. Кое-кто из руководства больницы выразил опасения, что заключенный пытался покончить с собой. Гейси отверг их предположения – по его словам, он просто расслаблялся. Но в разговоре с Фазано он признался: если в газетах пишут правду, его жизнь и гроша ломаного не стоит. Впрочем, в беседе с преподобным Беннеттом Гейси отрицал подобные мысли.
В своих показаниях Гейси рассказывал нам о методах поиска партнеров, сексуальных забавах и некоторых жертвах. По его словам, они были плохими детишками, продавали свои тела, угрожали ему, а потом сами себя убивали. Несмотря на отвращение, которое вызывали откровения убийцы, я считал его байки извращенной фантазией, лишенной существенных подробностей. Детали мы узнали только из бесед с выжившими жертвами. Их показания во многом противоречили рассказам Гейси, и на допросах потерпевших я то и дело задавался вопросом, есть ли предел человеческой жестокости. Хуже того, жалобы в полицию на насилие со стороны Гейси оставались без внимания: от его садистских наклонностей пострадало как минимум пять человек, и три из них – в Чикаго. Злодей всегда выходил сухим из воды и последний год свободы провел в надменной уверенности, что наказание его не постигнет.
