Я: Они распаковали вещи?
– Вроде того, – смеется он. – Даже не знаю, обжили ли они до конца хоть один дом, в котором поселялись.
Я: И продукты по-прежнему в основном были на тебе?
– Да-да, – отвечает Кали. – Я люблю ходить за продуктами. Я покупал газировку и овсянку тоннами – и кучу всякой вредной еды: замороженные обеды, мороженое, сладкие пироги.
К тому времени обязанности Кали свелись к тому, что он стал больше компаньоном Курта. Хотя он при случае приглядывал за Фрэнсис, его наркомания во время турне «In Utero» усилилась, поэтому наняли и других нянек – кого-то через агентства (девушки держались неделю-другую), кого-то из числа проверенных людей, например Сигрид Сольхейм или Джеки Фэрри (она порой все еще приезжала помочь).
– Кали был сиделкой, – разъясняет Джессика Хоппер. – Он служил буфером между Куртом и Кортни. Ему перепадало гораздо больше, чем я думала. Курт выдал ему кредитку с лимитом 50 000 долларов – это же с ума сойти. Мы не отдалялись друг от друга, но насколько можно быть близким с человеком, который находится в милях от тебя? Я нечасто говорила с Кортни – с тех пор как я стала девушкой Кали, я вращалась больше в его кругу, чем в их. Когда же я говорила с Кали, то выяснялось, что назревает очередная драма: например, «Nirvana» принуждали к участию в фестивале «Lollapalooza», а Курт не соглашался. Он грозил распустить группу.
Ситуация с «Lollapalooza» породила очередной взрыв напряженности между Куртом и Кортни, Куртом и его группой, Куртом и «Gold Mountain», Куртом и «DGC», Куртом и… короче, всеми. Сообщалось, что «Nirvana» предложили порядка 7 миллионов долларов за участие в дорожном рок-фестивале, но Курта больше не интересовали бизнес-игры, особенно в разгар собственного крупного турне. «Nirvana» предполагала сыграть еще 38 концертов в 16 странах за два месяца европейского этапа турне «In Utero». Курт не понимал, зачем нужны такие жуткие расписания. Ведь рок-музыка изначально должна быть отдыхом, развлечением?!
Однако, несмотря на суровые отповеди Курта, «Nirvana» была втянута в фестиваль «Lollapalooza».
– Похоже было на то, что их с Кортни дела плохи, – продолжает Джессика, – да и каждого в отдельности. Помню, как Кортни говорила мне, что Курт мешает героин с кокаином и стал на этой почве законченным параноиком.
Присутствие Кали было необходимо: дома Курт стал еще более закрыт для общения – он виделся только с Кали, Рене, Диланом Карлсоном, Эриком Эрландсоном и – очень редко – с друзьями вроде Пэта Смира. Большую часть месяца перерыва между американским и европейским турне «In Utero» Курт провел с Диланом за наркотиками.
– Казалось, что Курту постоянно подыскивали подходящих друзей, – говорит Рене Наваррете, – которые бы побуждали его соответствовать образу, желательному для Кортни, и притом не использовали его в своих целях. А он хотел просто вместе тусоваться и шутить. Это и давал ему Дилан: не слишком много мозгов, просто приятная дружба.
Кортни стала настоящей ханжой по поводу Курта и наркотиков, очень вовремя забыв о том факте, что сама лопает таблетки пачками. В итоге Курт стал просить друзей прятать наркотики в кустах…
– Я видел, как наркотики принимали они оба, – сухо комментирует Кали. – И я не уверен в истинности той части рассказа Кортни, где она заявляет, что пыталась прекратить визиты наркодилеров.
– Те три первые недели 1994 года, – поясняет Рене, – были ужасны. Я редко появлялся в доме из-за ситуации с Кали. [Кали переспал с девушкой Рене, Дженнифер Адамсон, «потерянной сестрой Калкина»
[384]. Она известна тем, что снялась обнаженной для обложки альбома «Mono Men».] Мы с Куртом часто шутили на этот счет: он считал смешным, что я часто грозил Кали местью, да так и не претворил угрозу в жизнь. Он часто говорил при нас обоих: «Ну и когда же ты надерешь Кали задницу?»
Мы с Кали отвечали за все в доме, – продолжает Рене. – Потрясающе – два тинейджера-торчка занимаются ребенком и едой. Я жил у Кейтлин [Кейтлин Мур – одна из знакомых Куртни по наркотикам.]. Мы тогда встречались. Одна нянька прямо фонтанировала эмоциями. Но она недолго продержалась. Нас с Кали так достало все происходящее, что, когда она жаловалась на шприцы в ванной, мы отвечали: «Это не детская ванная. Детей ведь не пускают на взрослые фильмы? Вот и не надо тащить ребенка во взрослую ванную». Фрэнсис спала с нами в одной кровати – между мной и Кали, и у нас в комнате не было никаких наркотиков. Много где в доме творился беспредел, ведь это был дом наркоманов, но ребенка в те помещения не допускали.
Перед самым переездом из дома на Лейксайд-эйв в Лос-Анджелесе случилось Нортиджское землетрясение [перед рассветом 17 января 1994 года], – добавляет Рене. – Кали, я и Фрэнсис спали в нашей комнате внизу. Курт и Кортни спустились к нам, разбудили меня, позвали наверх и сказали: «Слушай, парень, мы хотим тебе сказать, что любим тебя, что все будет хорошо, но все твои знакомые в Лос-Анджелесе погибли», – и они включили телевизор, и там были огонь и вода повсюду, как будто настал Армагеддон. Потом мы все вместе спустились за Кали. Я стал его будить, а он отвечает: «Слушайте, тут ребенок, а если ребенок проснется, то будет Армагеддон – прямо здесь и прямо сейчас. Если кто-то умер, то они и утром останутся мертвыми. А сейчас погасите свет и идите спать». Это был милый жест – они сказали, что мы можем жить с ними вечно. Как будто мы были их дети, о которых надо заботиться.
Посреди всей этой лихорадки «Nirvana» вернулась в студию на свою последнюю, как выяснится позже, сессию – к Роберту Лэнгу в Северный Сиэтл с 28 по 30 января.
– Я был с ними на сессии у Боба Лэнга, – говорит Эрни Бейли. – Пришли Крист, Дэйв и я… Дэйв привез свои барабаны – кажется, он тогда ездил на своем черном внедорожнике; Крист принес бас и маршалловский усилок. Мы расположились и стали ж дать…
Курт не появился ни в тот день, ни на следующий. В воскресенье он материализовался и начал носиться с некоторыми идеями – формально это была первая сессия записи почти за год, со времен «In Utero». Сэмплы 11 песен записали за 10 часов, но закончена была только одна – ошеломляющая «You Know You’re Right». Это было глубоко саркастичное и гипнотизирующее резюме ситуации с Куртом: текст нацеленно бил по Кортни в пассивно-агрессивной манере; гитара звенела колоколом, бас и барабаны кружили в сумасшедшем водовороте эмоций и отчаяния. Песня продолжала традиции «тихо-громкого» шаблона «Nirvana», но только в этом смысле: она находилась где-то между «In Utero» и чем-то еще более резким.
«Ничто ее не заботит, она хочет любить только себя, – болезненно подчеркивает Курт, перед тем как пуститься в последний могучий саркастический рык: – Никогда еще все не шло так классно, никогда мне еще не было так прекрасно».
– В первый день мы в основном распаковывали вещи, – продолжает Эрни. – На второй день больше ждали, но потом еще записывали какой-то материал Дэйва. На третий день Курт наконец появился ближе к вечеру, в вельветовой куртке, притом без гитары и без усилка. Он предполагал, что мы ему всё достанем, а мы-то думали, что он принесет свою аппаратуру, потому что он не позвонил и не дал как-то иначе знать, что ему нужно. Крист и Дэйв злились, потому что Курта не было пару дней, а теперь еще и он нервничал, потому что остался без гитары и усилителя.
