Я: Как вы познакомились с Кэлвином?
– Это было в 1978 году. Я только переехал в Олимпию. Мои тамошние друзья, работавшие в «KAOS» и журнале «Оор», говорили, что у них есть парни, которые ведут собственные радиопередачи. Одним из них был Кэлвин. Кто-то описывал мне его как по-настоящему противного панк-рокера: «Он может заявиться в плохом настроении, выйти в эфир, буркнуть что-нибудь и просто ставить треки. Урод, одним словом». Когда мы встретились первый раз, он, по-моему, пытался понять, можно ли мне доверять, – у меня были длинные волосы. Он был коротко подстрижен и носил пижонские темные очки. Это был 1980 год.
Я: Почему, на ваш взгляд, Кэлвин имел такое влияние?
– Он выбрал одну вещь, которая у него получалась, и сосредоточился на ней. Ему повезло: всю бумажную работу взяли на себя другие. Кэлвин был очень молод, и рядом с ним были шестеро взрослых людей, которые знали, что делают. Почему Кэлвин пользовался авторитетом? Он был харизматичен, очень хорошо танцевал. Но я не знаю, почему все стали слушать его группы из двух человек и песни о кроликах и пикниках.
Я: «Nirvana» – это группа из Олимпии. Вы согласны?
Эл Ларсен: Я не знаю. Олимпия вовсе не так едина, как это кажется.
Рич Дженсен: Лично я считаю, что они были группой из Абердина, которая хотела стать группой из Олимпии.
Эл: Погоди, погоди. «Black Flag», «Screaming Trees», «Beat Happening», «The Vaselines», «The Pastels»… – мы играли некоторые песни этих групп в «Some Velvet Sidewalk», компилировали их. И «Nirvana» играла каверы на эти же песни – и довольно круто.
«Screaming Trees» – это была такая безбашенная группа, игравшая психоделический нойз, члены которой познакомились в тюрьме в Элленсбурге. Каждый из братьев Коннеров (гитара, бас-гитара) весил под 150 килограммов, а их отец был директором местной школы – легкая мишень для насмешек со стороны пролетариев. Вокалист Марк Лэнеган обладал одним из самых прекрасных прокуренных голосов на всем тихоокеанском северо-западном побережье – и обожал неприятности. На Курта Кобейна он оказал огромное влияние – его лаконичное мировоззрение, пристрастие к наркотикам и музыкальные вкусы.
Рич: «Swap Meet» – одна из моих любимых песен у «Nirvana», потому что это Олимпия, а не «Black Sabbath».
Дополнение 2: «Sonic youth»
Впервые я увидел этот нью-йоркский квартет в 1983 году на концерте в поддержку альбома «Confusion Is Sex», когда они наводнили лондонский клуб в районе Виктория вихрем искаженных звуков, который звучит до сих пор – спустя два десятилетия. Я был влюблен в них все 80-е, потому что они были ни на кого похожи. Мне вспоминается их концерт в 1985 году в Вулвиче, на юге Лондона, – звукооператор решил уйти пораньше и начал разбирать микрофонную установку группы. Они и глазом не моргнули. Без микрофонов группа продолжила одну из самых пугающих и веселых инструментальных гитарных партий, которые я когда-либо слышал.
В начале 90-х нью-йоркский квартет претерпел изменения. Когда слушаешь сейчас альбомы вроде «Goo» (1990) и «Dirty» (1992) с их попсовой чувствительностью, то вовсе не кажется, что они выбиваются из ряда, начатого ранними пластинками, но в то время казалось, что происходит небольшая революция. И дело не в музыке, а в источнике: «Geffen records». Если «Sonic Youth» смогли проникнуть в логово врага, то почему бы и остальным не попробовать?
Так все и произошло. До того, как «Sonic Youth» подписали контракт с «Geffen», «альтернативного рока» и MTV-шного «гранжа» не существовало. Посмотрите в свои учебники по истории.
– Вся наша музыка была в их тени, – подтверждает Слим Мун. – Они навсегда останутся Группой с большой буквы. Они высшая каста. Если бы «Sonic Youth» записали 3–4 диска, они бы уже вошли в список величайших американских групп. Поскольку они 20 лет записывали великие альбомы, практически все остальные группы – пыль под их ногами.
– «Sister» [альбом «Sonic Youth» 1987 года] – это столько кислотных бэд-трипов, сколько у меня никогда не было, – говорила мне Кортни Лав в 1992 году, – плюс физика или психология, Филип Дик, астрономия, лучшее из английского языка и футбола, никаких друзей, никаких подруг, много сигарет и плохих наркотиков, холодная весна в пустой комнате, ни полслова ни с кем на протяжении полугода, кроме завсегдатаев стрип-бара. Дрянное вино и все та же старая вонючая ночнушка и плащ, огромные дыры в ботинках – и так по всему Нью-Йорку, пока мозоли не натрешь; антидепрессанты бесполезны. Таймс-сквер – отстой, нужно вернуться в Лос-Анджелес, может, хоть там я наконец перестану слушать эту чертову бархатную сияющую светлую темную липкую хрень от Джозефины Уиггз [басист «Breeders»]. Не могу вытащить крыс из своих волос; ангелы видят тебя во сне…
Легко принять существование «Sonic Youth» без оговорок: в то время как их ровесники давным-давно распались, а сейчас постоянно собирают новые составы и заинтересованы только в извлечении выгоды, «Sonic Youth» сохранили невероятно высокие музыкальные стандарты. Они не стоят на одном месте, всегда движутся, и за 15 лет в их составе появился лишь второй новый музыкант – музыкант из Чикаго Джим О’Рурк на альбоме 2002 года «Murray Street». Если бы «Sonic Youth» распались после альбома «Dirty» и собрались бы только в 2005 году, они все равно зарабатывали бы по миллиону долларов в год.
Зимой 2004 года в Портленде со мной случилось небольшое озарение, когда я смотрел подборку видеоклипов «Sonic Youth» вместе с М. Уордом. Тот повернулся ко мне и сказал: «Я думаю, они не хуже „Nirvana“». Для него это наивысшая похвала.
Я смотрел на него, лишившись дара речи.
Как ему могло вообще прийти в голову сравнивать эти группы?
Глава пятая
«И приходит тошнота»
Here come sickness walking down my street
Shaking her hips like she's some kind of treat
All the neighbourhood dogs licking at her feet
Here comes sickness
Here comes sickness
Here comes sickness walking down my street
(И приходит тошнота, идет по моей улице,
Поводит бедрами, как будто обещает что-то приятное.
Все псы в районе лижут ей ноги.
И приходит тошнота,
И приходит тошнота,
И приходит тошнота, идет по моей улице).
«Here Comes Sickness», «Mudhoney», 1988
Именно там все и началось.
Меня часто спрашивают, чем так всех привлекал Сиэтл. Энергия, невообразимое количество энергии, исходящее со сцен местных клубов, музыканты с длинными грязными волосами и бесконечными мрачными шутками, возбуждение от громкой музыки. Тела, падающие на другие тела; улыбающиеся, скалящиеся и жаждущие боли лица; множество гранж-команд, сливающихся в одно истекающее потом, блистающее целое. Вечеринки, где невозможно попасть в туалет из-за моделей-наркоманок, ищущих, с кем бы переспать; затем кружение по улицам, в алкогольном экстазе и возбуждении от холодного ночного воздуха. Небоскребы, возвышающиеся в ночи, – симфония неоновых огней и заманчивых предложений, окруженные почти мифическим кольцом гор, которые из-за плотного дождя и туманов скрыты от глаз уже много лет. Дешевое мексиканское пиво и бесконечный кофе. Верхний этаж «Терминал сэйлс билдинг», где находились офисы «Sub Pop», блестящие виды на Пьюджет-Саунд (внутреннее море), и из каждого окна виден город. Склад, путешествие среди полок с цветными виниловыми пластинками – по раю коллекционера; ты знаешь, что можешь взять все, что захочешь; и ты хочешь все то, что взял.
