Главным фактором, отличавшим Сиэтл от десятков других американских городов, являлась его самодостаточность. Отрезанные от остальной Америки, музыканты на тихоокеанском Северо-Западе вовсе не хотели идти в ногу с модой Лос-Анджелеса или Нью-Йорка, они имели возможность развиваться самостоятельно. Буквально: они думали, что кроме их непосредственных друзей и коллег на них никто не обращает внимания – такая точка зрения усиливалась и из-за политики игнорирования местной музыки, проводимой редакторами музыкальных журналов вроде Чарлза Кросса из «Рокет». Местные группы слушали одно и то же: Игги Поп, «The Sonics»
[91] и «The Wipers», «Led Zeppelin», «Black Sabbath» и «Flipper». Мало у кого из них оставалось время на панковскую лаконичность или ханжескую элитарность.
– В большинстве своем эти музыканты работали в шутовских группах, игравших смесь хардкора с панком, – говорит Рич Дженсен. – Через несколько лет они начинали восставать против ленивого псевдобунтарского позерства своих коллег – слишком много ирокезов, слишком много кожаных курток с тупыми политическими слоганами, запрет на гитарные соло… И они начинали буянить, отращивали волосы и вели себя как небожители рока из допанковской эпохи.
В отличие от металла, который выродился в Лос-Анджелесе в идиотскую «волосатую» пародию на самого себя, в этой музыке была страсть. Музыканты из Сиэтла хорошо восприняли уроки пионеров панка в США – «Black Flag», «Minutemen» и женской группы «The Avengers» из Сан-Франциско. Группы с Северо-Запада уже тогда обладали собственным звучанием. «Тяжелая музыка, исполняемая в медленном темпе» – так Курт Кобейн описывал мне его в феврале 1989 года. Равноправными источниками звучания были хард-рок, панк-рок и психоделический рок; в эту смесь добавилась свежесть, что сделало звучание уникальным. Требовалось подобрать слово для описания того, что происходило вокруг: самоуничижительное, сохраняющее гаражную специфику и эксклюзивное. И не пришлось долго думать, чтобы подыскать название, которое подходило бы для описания грязного, резкого звучания «Mudhoney», – гранж
[92].
Хотите узнать, кто же придумал это определение? Музыкальный критик Лестер Бэнгс в апреле 1972 года писал в журнале «Роллинг стоун», что группа «The Groundhogs» играет «хороший, среднего уровня, тяжелый гранж». Стив Тернер, гитарист «Mud-honey», утверждает, что это слово употребляли еще раньше – на обложке альбома Джонни Бернетта, пионера кантри-музыки, а также в связи с Линком Рэем
[93]. И во времена альбома «Dry As A Bone» «Sub Pop» рекламировал фирменный саунд своего лейбла следующим образом: «Смелый вокал, ревущие усилители „Marshall“, сверхраскрепощенный ГРАНЖ, разрушивший нравственные устои поколения».
– Да, в 1988-м уже говорили «гранж», – подтверждает Доун Андерсон. – И только после того, как термин начали употреблять за пределами Сиэтла, он превратился в шутку.
– Гранж стал возможен из-за того, что в Сиэтле образовалось идеальное сочетание хороших групп, независимых продюсеров, хороших звукозаписывающих студий и фотографов – и все работали за небольшие деньги, – считает Эндино. – Все случилось в нужный момент – когда коммерческий рок стал убогим и предсказуемым.
– Обычно в таких городах, как Сиэтл, развитие идет очень быстро, потому что здесь много самых разных музыкальных направлений, – объясняет Том Хэйзелмайер, глава «Amphetamine Reptile records». – В Сиэтле были фаны хардкора и металла, а также инди-рокеры, которые слушали «Gang Of Four» и «The Birthday Party». Сиэтл был маленьким городом, и здесь все было не так, как в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке, где у каждого направления имеется собственный клуб. Им приходилось объединяться. [Джефф] Амент из «Green River» был типичным металлистом. Стив Тернер слушал только хардкор. Кроме этого, никто ничего не знал о Сиэтле. Я не считаю себя полным идиотом, но когда я узнал, что мне предстоит туда ехать, мне пришлось достать карту.
В Сиэтл редко приезжали группы, – продолжает Хэйзелмайер. – Он был слишком на отшибе. В самом городе странным образом перемешалось многое. В нем были приметы большого города – магазины антиквариата, дома с клевой мебелью, лучшие музыкальные магазины, которые я когда-либо видел, – но это был отсталый, рабочий город; высокая культура смешивалась с культурой старого портового поселка. С тех пор сюда понаехали «белые воротнички», а раньше многие музыканты работали на кораблях, ездили на три месяца в Аляску и зарабатывали деньги, на которые жили оставшийся год.
– Те, кто едет в крупные города вроде Лондона, Лос-Анджелеса или Нью-Йорка, хотят преуспеть, хотят выбиться в люди, – объясняет Марк Арм. – Они мечтают быть рок-звездами. Все, кто жил в конце 80-х, за исключением разве что парней из «Mother Love Bone», знали, что в Сиэтле с этим ничего не выйдет. Там нельзя было сделать карьеру – оставалось просто играть в группе и веселиться.
– Мы не хотели воспринимать себя слишком серьезно, – соглашается фотограф Чарлз Питерсон. – В ином случае музыка превращается в спорт.
Перед тем как уехать в Калифорнию, Дэйл успел порекомендовать Курту и Кристу еще одного парня из Абердина, Дэйва Фостера. Фостер был металлистом, носил усы и ездил на пикапе – еще один выходец из рабочей семьи и любитель выпить. В школе он учился играть джаз на ударных. Курт велел ему забыть все, чему его учили, и просто стучать по барабанам. Сильно.
Курт также настоял на том, чтобы Дэйв сократил количество частей в своей ударной установке с 12 до 6.
– Дэйв подходил им намного больше, – утверждает Слим, – потому что он был поклонником Дэйла Кровера. Но у него была до смешного большая ударная установка, и он использовал две бочки вместо двойной педали. Мы всегда смеялись над ударниками с двумя бочками, потому что вторую они ставили, только чтобы покрасоваться перед зрителями. Все его друзья носили одежду с логотипом «Кока-колы». Они все еще учились в школе, все были выходцами из среднего класса. Нам они казались просто отвратительными. Дэйва мы с Диланом называли Психанутым, потому что он всегда орал, бросался на Курта, Криста или зрителей или хватал собеседника и швырял об стену. Потом у него были какие-то проблемы с законом, и он оказался в специальном учреждении по обучению управлению гневом.
Первый концерт, отыгранный новым составом, состоялся на вечеринке в «Caddyshack» в Олимпии – там было полно студентов из Эвергрина. Курт был одет в рваную джинсовую куртку, на плече у него сидела игрушечная обезьянка (Чим-Чим из комикса «Спиди-Гонщик»), а на спине была пришита репродукция «Тайной вечери», купленная в супермаркете. Фостер нарядился как типичный металлист: джинсы из грубой ткани и майка-«алкоголичка». Еще до начала концерта какой-то «панк» из Олимпии с ирокезом
[94] схватил микрофон и заорал: «Боже мой, барабанщики из Абердина так жутко выглядят!»
