— Типично! — бормочет Бульк. — Пишу: в детстве обезумел!
— И упал-то складно, ничего себе не повредил, — говорит Бетти. — Только крыло сломал бумажное. Жаль, родители его полюбоваться не пришли.
— Так они сыты были по горло его… несуразью, потому в приют и сдали, — предполагает Грунт.
— Они сами бедовые были. Мать сбежала с этим торговцем рыбой по имени Ларри. А отец вечно в «Пьяной утке» штаны протирал. — Бетти качает головой. — Бедный Кевин.
— Чем это он бедный?
— А какой же? Ведь пацан совсем. Ему сейчас лет пятнадцать, ну от силы шестнадцать. В школу ходить должен. Или его исключили?
— Похоже, мадам, он сам себя исключил, — говорит сержант Грунт. — Последние полгода он школу не посещал. Вообще исчез с лица земли.
— С лица? Всей земли? — испуганно выдавливает Бетти.
— Да, мадам. Мы подозреваем, что он ушёл в подполье, в преступный мир, а вынырнул оттуда уже усачом в чёрном. И стал поддельным главным инспектором школ. А теперь он… — Сержант делает паузу, глубоко вдыхает и произносит низким и серьёзным голосом: — Он в бегах.
— В бегах?! Кевин?
— Да. Но от Грунта и Булька не убежит… У закона длинные руки! Так вы готовы сообщить нам ещё что-нибудь ценное?
Бетти думает.
— Ну… он бегал хорошо — любого обгонит. И плевался дальше всех. В школьных спектаклях любил роли с нарядами… ну, с костюмами. А голосам учителей как подражал!..
— Настоящий мастер маскировки, — бормочет сержант Грунт.
— Да, сэр, — говорит Бетти. — И ещё он умел…
— Что?
— Мне немного неловко, сэр.
— Выкладывайте, свидетельница. Нам нужны факты.
— Он ветры пускал, сэр.
— Куда пускал? Какие ветры?
— Ну, короче, пукал он. Пердел. Да так, будто на трубе играл, сэр.
Сержант морщится.
— В том спектакле он выпукивал «Поздравляем с Рождеством, мы пришли сюда с добром». И вторую песенку, про трёх волхвов. Он как раз это и делал перед тем, как свалился.
Сержант смотрит на Бетти недоверчиво.
Сжав губы, Бульк с силой выбулькивает воздух, словно играет на трубе «Мы, три волхва». Закончив, он говорит:
— Примерно так, сержант. Только не изо рта.
— Песню я знаю, Бульк! — Сержант сердится. — Ты всё записываешь?
— Да, сэр, — отвечает Бульк. — Исчез с лица земли. Мастер маскировки. Усач. Ведро лягушек. Пердел как труба. Мы, три волхва. От Грунта и Булька не уйдёт.
Сержант смотрит в пустоту. Или не в пустоту? Может, в ту чёрную бездну, в которую смотрит в такие минуты профессор?
Стряхнув оцепенение, он собирается надеть шлем.
Но мешкает.
— Последний вопрос, мадам… Как вы стали владельцами этого ангела?
— Да какие из нас владельцы, сэр? — говорит Бетти. — Он сошёл к нам. Недавно.
— Как сошёл? С небес?
— И прямо ко мне в карман, — говорит Берт. — Я за рулём был, автобус вёл. Думал, крышка. Инфаркт.
— И каковы его намерения?
— Не думаю, что у него есть намерения, сэр.
Огромные полицейские, Грунт и Бульк, рассматривают маленького Ангелино.
— Правда, он милашка? — спрашивает Бетти.
— Миссис Браун, — говорит сержант Грунт, — похоже, вам все подряд миленькие да хорошенькие.
— Так и есть, — говорит Бетти. — Люди хорошие.
— Не факт, — бормочет В. З. Бульк и надевает шлем.
Ангелино пукает.
Полицейские удивлены. Берт хмурится.
— Ангелино — бяка!
— А петь на Рождество он умеет? Ангела в спектакле сыграет? — спрашивает В. З. Бульк.
— Вряд ли, сэр, — говорит Бетти. — Но мы с ним ещё Рождество не отмечали.
— Бульк, — говорит сержант Грунт. — Пометку про ангела сделай.
— Так точно, сержант.
— Этот ангел появился на нашем участке в тот же день, что и злодей этот… Хокинс.
— Да, сержант. Готово, сержант.
Сержант Грунт почёсывает щёку. Потом прищуривается. И задумчиво, словно размышляет над великой тайной, произносит:
— Ангелы-пукалки. Злодеи-усачи. Куда катится мир?
— Не знаю, сержант, — отвечает Бульк. — Вы сержант, вам положено знать.
— И то правда, — соглашается Грунт.
— У меня как раз корзиночки с патокой поспели, — говорит Бетти. — Может, всё-таки чаю?
— Нет, мадам! Корзиночки с патокой не ко времени!
Глава 16
Они уходят. Берт — раз уж вспомнили о Рождестве — напевает про «Трёх волхвов», но вскоре засыпает, прикрыв лицо газетой. Сверху, на первой странице, — портрет канцлера казначейства. Канцлер очень строг. Он твердит, что беднякам надо стать ещё беднее и тогда они изо всех сил будут стараться разбогатеть. Его лицо подрагивает и подпрыгивает, потому что Берт уже вовсю храпит. Бетти достаёт швейную машинку — сейчас она сошьёт Ангелино джинсы из старой синей шторы. Она прикладывает ткань к ногам Ангелино, отмеряет длину. Потом обматывает резинкой его талию — тоже отмеряет, чтобы штаны не спадали. Она достаёт клетчатое вафельное полотенце — из него она сошьёт рубашку. Так, вот тут делаем прорези для крыльев… Ангелино сидит на банке с бобами. Он чуть раскачивается и похмыкивает в такт со швейной машинкой. Наконец Бетти достаёт утюг и гладильную доску и гладит его новую одежду.
— Примерь-ка, дорогуша, — говорит она Ангелино. — Вот это на ножки натянешь, а вот это через голову наденешь. В эти дырки просунешь крылья. Ясно тебе?
Да, он всё понял! Ангелино снимает старую одежду, и Бетти тактично отворачивается. Проходит несколько минут.
— Готов? — Она поворачивается к Ангелино.
Джинсы надеты правильно, но с рубашкой он запутался, и Бетти бросается помогать. Она бережно просовывает крылья в прорези, одёргивает рубашку, подтягивает джинсы и расчёсывает золотистые волосы ангела маленькой щёткой.
— Теперь встань ровно, я на тебя полюбуюсь.
Оглядев ангела, она всплёскивает руками и шепчет:
— Ангелино! Мальчик-ангелок!
Бетти трясёт Берта за плечо.
— Проснись, Берт, — говорит она. — Проснись и посмотри на нашего мальчика.
