Фокс, как челнок, сновал среди воздушных платьев и модных сюртуков. Заметив меня неподалеку, он сделал ловкий пируэт и поднялся на галерею к музыкантам, которые встретили его появление с горячим одобрением. Вскоре он уже спускался обратно, чуть ли не насвистывая и помахивая опустевшим подносом. Я демонстративно отвернулась, пылая от гнева. Ничего, я отомщу!
– Не печальтесь, моя леди, – прогнусавил над ухом мерзкий Фоксов голос, и рука в фиолетовой униформе протянула мне фужер с лимонадом. – Вас ожидает незабываемое впечатление! Кажется, дамы уговорили лорда Мериваля сыграть им на фортепиано. Говорят, он виртуоз, каких мало, но нечасто соглашается демонстрировать свое умение.
– Подожди! – встрепенулась я. – Мне нужно тебе сказать…
– Потом, все потом, – и мой вероломный напарник растворился в толпе.
Я проводила взглядом длинную фиолетовую спину, выплеснула содержимое фужера в кадку с фикусом, который казался достаточно крепким, чтобы выдержать этот сладкий душ, и последовала за остальными гостями. Вокруг фортепиано уже расселась стайка дам, напоминавшая душистую разноцветную клумбу. Среди изящных причесок, локонов, капоров и прочих уборов взгляд выхватил задорно торчащее павлинье перо. Я постаралась сесть поближе к леди Виверхэм.
– Он обещал сыграть "Полет нетопыря", – говорила Виверна, наклонившись к соседке. Стул под ней жалобно покряхтывал. – Это, можно сказать, его фамильное произведение, ведь нетопырь изображен на родовом гербе Меривалей! И я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь еще исполнял эту вещь так виртуозно!
Под шелест аплодисментов Ингрэм Мериваль уселся за инструмент. Бережно открыв крышку, взмахнул руками, отбросив назад копну серебряных волос. Мериваль был настолько хорош, что одно его присутствие придавало блеск этому вечеру, а уж когда он заиграл… Его пальцы бегали по клавиатуре так быстро, что и взглядом не уследить. Музыка ворвалась в комнату, словно горный ручей. Мы все затаили дыхание.
Когда умолк последний аккорд, мне показалось, что я оглохла – такая тишина стояла вокруг. Первые неуверенные хлопки вскоре превратились в ливень аплодисментов. Я аплодировала вместе со всеми, пока не заболели ладони. Мериваль, даже не раскрасневшийся от бешеной игры, непринужденно раскланивался, и на какой-то миг почудилось, что он смотрит мне прямо в лицо.
Дама, сидевшая рядом с леди Виверхэм, даже прослезилась от избытка чувств:
– Поразительно! Какой талант! Просто поразительно! Не зря его называют лорд-Серебряные-Руки. Поистине, в игре на рояле у него нет соперников!
– К счастью для них, – хмыкнула виверна в павлиньих перьях. – Мериваль ревнив к своей славе, как мавр. Соперничества он бы не потерпел.
* * *
Кеннет в третий раз обвел глазами толпу гостей, высматривая розовое платье. Куда опять запропастилась его «кузина», черт бы ее побрал? С тех пор как она появилась в доме на Гросвен-стрит, у него не было ни минуты покоя. Поначалу несносная девчонка вызывала у него лишь раздражение, к которому примешивалась изрядная доля чувства вины. При одном взгляде на ее тонкое лицо, словно очерченное острым карандашом, у Фонтероя начинали чесаться ладони, дыхание тяжелело, наливаясь драконьим пламенем, а за спиной сам собой вырастал шипастый хвост. Однако с течением времени неприязнь сменяли другие чувства. Удивление – когда в то утро на крыльце она вдруг замерла перед ним, словно увидела перед собой чудовище. Честное слово, он вовсе не хотел ее напугать! Одобрение – когда она засыпала Амброзиуса вопросами, словно ребенок, охочий до новых впечатлений. Наконец, восхищение – когда сегодня Энни спустилась с лестницы такая неузнаваемо прекрасная, что он, кажется, потерял представление о хороших манерах и вообще лишился дара речи.
Впрочем, сейчас громче остальных чувств подавало голос беспокойство. Фонтерой еще раз огляделся. Внутренний дракон угрожающе поднял голову, а воображаемый хвост, если и не стегал по ногам, то, во всяком случае, нервно подергивался. Усилием воли граф подавил раздражение, заметив, что леди Эмберли снова ищет его общества. Она двигалась грациозно, словно лань. Всегда сдержанная, элегантная – воплощенное совершенство, леди до кончиков пальцев. Фонтерой весело подумал, что Кларисса и Энни отличались друг от друга как полноводная река и неугомонный горный ключ, плюющийся пеной.
– Сегодня утром я получила ваше письмо, – начала Кларисса. Между ее ровных бровей пролегла тоненькая складочка – единственное, в чем проявлялось ее недовольство. – Вы просили меня приехать, сказав, что мое присутствие необходимо вам как воздух. Но я никак не предполагала, что вы собираетесь использовать меня в качестве дуэньи!
– Только сегодня, – успокаивающе произнес Фонтерой. – Скоро должна приехать моя тетка, леди Элейн, она будет возить Энни в театры и на ассамблеи, а мы сможем заняться своими делами.
– Да уж, я надеюсь! Мы с вами еще не так стары, чтобы наблюдать, как развлекается молодежь! Ах, я, наверное, слишком сентиментальна. Я так надеялась, что вы вспомните…
Ее взгляд затуманился, вызывая в памяти события прошлых лет.
– Я помню, – ровным голосом сказал граф. – В этот день, десять лет назад, вы тоже встретили меня в голубом платье. Я был младшим сыном – без титула и почти без денег. С моей стороны было наглостью претендовать на вашу руку. И все же… Одного намека, что я вам, возможно, небезразличен, мне хватило, чтобы примчаться верхом из колледжа прямо к вам. Если бы вы тогда согласились, я готов был целовать следы ваших ног. Вы очень сдержанно обещали подумать. А через два месяца вышли замуж за этого… лорда Эмберли.
– О, Кеннет! Я…
– Да, разумеется, он был завидным женихом! Пусть в три раза старше вас и со скверным характером, который еще ухудшился из-за подагры, но его титул и солидный годовой доход искупали любые недостатки!
– Вы не понимаете! – со слезами в голосе воскликнула Кларисса. – Такому человеку невозможно отказать! Отец угрожал отлучить меня от семьи, мать слегла с нервным расстройством, я была вынуждена согласиться…
– Поверьте, Кларисса, я никогда ни в чем вас не упрекал.
Фонтерой отвернулся к окну, не замечая, с какой жадностью леди Эмберли вглядывалась в его лицо. Оно показалось ей тусклым и безразличным. Кларисса почувствовала замешательство. Ее план, тщательно продуманный, рушился на глазах. Когда-то при одном взгляде на нее глаза Фонтероя загорались страстью, но, похоже, все давно перегорело, отболело и умерло. Однако она не привыкла сдаваться так легко:
– Кеннет, мы с вами так давно знаем друг друга… Мы оба потеряли близких. Вы лишились отца и брата, я потеряла мужа. Для меня немыслимо потерять еще и вас лишь из-за того, что нам обоим недостало смелости! – Она смущенно потупилась, а затем, словно решившись, вскинула блестящие глаза: – Прошу вас, скажите откровенно…
– Да, – просто ответил Фонтерой. – Да, я готов был снова рискнуть своим сердцем и сделать вам предложение, но… внезапно возникли новые обстоятельства.
Хруп! Веер в руках леди Эмберли сломался с сухим треском. Это прозвучало как выстрел.
