– Только не говори, что у вас еще что-то случилось! – вместо приветствия вырвалось у Неда. – Что с Энни?!
– Полчаса назад она уехала на Коул-стрит.
– Значит, мы с ней разминулись! – Фокс с досадой махнул рукой. – Вот незадача!
Незнакомый голос во дворе зазвучал громче, настойчиво заявляя, что вплоть до особого распоряжения этот дом больше никто не покинет. В ответ послышался голос Батлера, который так вежливо, насколько это было возможно, послал собеседника ко всем чертям. Фокс поспешил вмешаться:
– Мы с напарником из городского магистрата, и как раз явились за этим парнем, чтобы он показал нам дорогу в Лонгбери, – внушительно сказал он молоденькому солдату. Перед двумя нахрапистыми «серыми капюшонами» тот почувствовал себя неуютно, однако был полон решимости не сдавать позиций.
– Нам необходимо попасть в Лонгбери как можно скорее, чтобы арестовать опасного преступника, – напирал Фокс.
Накаленная обстановка слегка разрядилась с появлением миссис Бонс, которая принялась настойчиво совать Батлеру узелок с пирогами: мол, путь-то неблизкий. Солдат окончательно растерялся. На его памяти еще ни одного узника, находящегося под домашним арестом, не снаряжали для побега с такой заботой. Пока все спорили, Агата тихонько окликнула Уолтера:
– Нед!
«Ищейка», который до этого так старательно не смотрел в сторону девушки, что это всем бросалось в глаза, с готовностью обернулся. Лицо Агаты потеплело от безнадежной, потерянной улыбки:
– Пожалуйста, отойдем на минутку. Мне нужно тебе кое-что рассказать.
* * *
Пробраться в конюшню, отведя глаза соглядатаям, оказалось довольно легко. Шайн пританцовывала от нетерпения, пока я затягивала подпругу, шепотом уговаривая ее потерпеть. Она вырвалась на волю, словно серебряная стрела, и остановить нас не смогла бы даже пуля, если бы кто-то из солдат решился стрелять. Мы с разбегу перемахнули железные ворота особняка и оказались на улице.
Метель подхватила нас в ледяные искрящиеся объятья, закружила, словно понукая ехать быстрее. Эшентаун тонул в снежной пелене. Мимо нас мелькали золотые цепочки фонарей; эхо, отбрасываемое гулкими стенами, билось у меня в ушах, смешиваясь с тревожными ударами сердца. До здания суда, тяжелая громадина которого смутно виднелась в темноте, мы домчались в мгновение ока. Увы, на этом мое везение кончилось. Мистер Тревор все еще был в отъезде. Об этом мне сообщил невозмутимый Винс, оставленный на дежурстве. Он уже знал о коварных поползновениях лорда Мериваля: как оказалось, Фокс с Уолтером и без меня смогли нащупать недостающие нити к расследованию.
– Дождемся Старика, – посоветовал Винс, спокойно прихлебывая горячий чай. – Без него тут ничего не сделаешь. Он добудет нужный указ, возьмет людей… Арестовать знатного лорда – это не шутки! Кто будет слушать простых «ищеек»?
Разумеется, Винс был прав, хотя сердце у меня ныло от нетерпения. Я строго напомнила себе, сколько раз мой ненужный энтузиазм вредил делу. И все равно было больно представлять себе Мериваля рядом с Кеннетом. Может быть, в эту самую минуту он как раз подносит амулет к огню, заставляя друга корчиться от боли! Или придумывает очередную ловушку, чтобы Кеннет сгинул, а на свет появился Дракон!
Вне себя от бессильного гнева я выбежала на крыльцо. Метель ударила в лицо, охладив пылающие щеки. Что мне делать?! Я зажмурилась, спасаясь от пронизывающего ветра и снега, и перед глазами тут же возник укоряющий золотистый взгляд – не успела, не спасла…
Шайн коротко заржала, приглашая меня сесть в седло.
– До Лонгбери не меньше двадцати миль! – всхлипнула я. – Мы с тобой будем добираться туда целую вечность! И я не знаю дороги!
Я резко запрокинула голову, пытаясь остановить непрошеные слезы. Собственная беспомощность просто убивала. Мистер Тревор уехал, Амброзиус тоже. Даже Элейн меня покинула, а так хотелось сейчас уткнуться ей в плечо, шуршащее шелком, пахнувшее теплом и мелиссой, чтобы она погладила меня по голове и пообещала, что все будет хорошо. Сквозь смерзшиеся ресницы в клубке снежного вихря вдруг привиделось лицо Амброзиуса, окруженное косматой белой гривой.
– Ты же волшебник! – крикнула я. – Почему ты не можешь послать ему на помощь кого-то другого? Кого-то поумнее меня?!
Отчаяние и тревога за Кеннета гнали меня вперед. Но еще сильнее грыз страх, что я снова все испорчу. Страх висел на плечах тяжелым грузом, не давая сделать ни шагу. Ведь раньше, что бы я ни делала, получалось только хуже!
Шайн нетерпеливо переступила, снова заржав. Мой волшебный и самый верный друг, единственное существо, которое безусловно мне доверяло! Я шмыгнула носом, невольно улыбнувшись:
– Действительно глупо, да? Стоять и орать в метель.
(Согласное ржание).
– Ладно, ты меня пристыдила. – Улыбнувшись, я смахнула снег и вскочила в седло. Красный чешуйчатый камень, драгоценный подарок королевы Мейвел, приглашающе заблестел на ладони.
«Помни, что за всякое волшебство придется платить», – услужливо подсказала память.
«Сиды коварны. Они честно предупреждают об оплате, но никогда заранее не называют цену. И она всегда оказывается слишком высока».
Пытаясь совладать с волнением, я ободряюще погладила Шайн по шее:
– Знаешь, Амброзиус как-то рассказывал о мудреце по имени Стагирит
19, который говорил, что всегда следует предпочесть вероятную невозможность невозможной вероятности. Кажется, сейчас самое время поверить в «вероятную невозможность».
Где-то на границе наших миров, в бесконечном преломлении вероятностей, возникло лицо королевы Мейвел, сверкнув загадочной улыбкой. Я не доверяла ей ни на волос. Но разве у нас был выбор? И я, размахнувшись, бросила камень перед собой.
Глава 27
Камень королевы стрелой вонзился в небо и превратился в красную звезду, указывающую нам путь. Шайн, будто только и ждала этого знака, рванулась вперед. Улица растворилась в быстроте скачки и мельтешении снега, остался только четкий ритм, отбиваемый копытами по брусчатке, а потом исчезла и дорога – мы поднимались все выше, пролетая сквозь вихри снега, мимо костлявых ветвей и угрюмых сонных крыш. Город ушел вниз, выгнулся чашей и потерялся в темноте, а впереди призывно сияла алая звезда.
Человеческая кровь застыла в моих жилах, зато проснулась другая, древняя, как сама тьма. Она серебряными молоточками стучала в висках и тяжелыми ударами билась в сердце. Если раньше я сомневалась, верить ли рассказам Амброзиуса и Уайтвуда, то теперь последние сомнения исчезли: ни одно человеческое существо не выдержало бы такой скачки, но я уже не была человеком, мы с Шайн были плоть от плоти этого мира, две тени среди теней. Здесь все отбрасывало тени, даже мысли.
