– Эй, – окликнул Русский. Я пожал ему руку, потом поздоровался с Сарой. – Все хорошо?
Я взял выпить. Джин-тоник.
– Ну, так как дела с той женщиной? – спросила Сара.
Я ответил, что на сегодняшний день все очень хорошо.
– Просто очень хорошо, и все? – спросила она.
– Очень хорошо, и все, – сказал я.
Сара принялась рассказывать о своей рабочей неделе, и я сразу отвлекся. Посмотрел на Русского, а вот он ее как раз слушал. Мне не показалось, что это было проявлением вежливости или хорошего воспитания.
– Видел игру «Наполи»? – спросила меня Сара, намекая на матч с «Реалом».
– Пью, чтобы забыть ее, – ответил я, и Русский засмеялся.
– Я сегодня видела своего бывшего с женой и сыном на улице. Он катил коляску, – сказала она.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил ее Русский.
Сара дотронулась до своих гладких черных волос:
– Странное чувство, но если он счастлив, то я рада за него.
– Мне кажется это правильно, – заметил Русский.
– Если бы это случилось с тобой? Что бы ты думал? – спросила меня Сара.
Я ответил, что бросить человека – это все равно что убить.
– Что? – Сара удивленно улыбнулась.
– Мне не нравится… что жизнь продолжается каждый раз, несмотря ни на что. Вот это вот все.
– Поэтому ты предпочел бы убить эту девушку?
– Нет. Лучше пусть бы она сама себя убила.
– Потому что страдала бы из-за того, что потеряла тебя?
– Потому что страдала бы из-за того, что потеряла единственную значимую вещь в своей жизни.
Русский изобразил губами неприличный звук. Потом засмеялся, и Сара тоже.
– Ты серьезно? – спросила она.
Я ответил, что всегда серьезен.
Она встала, чтобы сходить за пивом, мы с Русским остались вдвоем, и он больше не мог ждать.
– Брат, – сказал он. – Ты даже и представить не можешь, как это было. Знаешь, что она сказала? Сказала: «Хочу кончить, как сучка». И чем больше она это говорила, тем больше я заводился и тем больше она кончала.
Я кивнул, но ничего не сказал.
– Было просто безумие.
– У тебя дома? – спросил я.
– У нее дома.
– А сегодня вечером?
– Она не может. Говорит, что у нее эти дни.
Сара вернулась с двумя стаканами водки с тоником. Один себе, другой Русскому.
– А тебе я ничего не взяла, – сказала она мне, и ничего нового я о ней в этот момент не подумал.
Начался дождь. Сперва появились маленькие пятнышки, которые перекрашивали светлосерую улицу в темно-серую, а потом разразилась буря. Занавески в баре, казалось, разорвутся в клочья, ветер вернулся, лило как из ведра. Мы вошли внутрь.
– Я так устала, – сказала Сара, пока мы смотрели на дождь.
– Сейчас закончится, и мы пойдем, – ответил ей Русский.
Дождь не закончился, но стал слабеть.
Быстрым шагом мы дошли до машины. У дома Сары Русский включил «аварийку» и припарковался на тротуаре. Открыл решетку, вошел следом за Сарой. В боковом зеркале я видел, как они поцеловались. Я попытался стучать ногой в такт щелканья «аварийки» и в конце концов поймал ритм.
– Что скажешь? – Русский глянул на меня, потом перевел взгляд на дорогу. – Я знаю, что она тебе никогда не нравилась, но чувствую, что в ней что-то есть. Не могу объяснить, она все время кажется такой раздраженной, я думаю, что могу сделать для нее что-то хорошее. Если потом ей станет лучше, это будет целиком моя заслуга. Понимаешь, к чему я веду?
Мы проехали грот Мерджеллины.
– И еще у нее красивое тело. Пока мы занимались любовью, она чуть мне ухо не оторвала. Просто зверь. Она идеальна, одна из тех, которым все мало, ты не думаешь ни о чем другом – ни о войне, ни о деньгах, ни о чем материальном. Это плохо на самом деле, потому что ты думаешь только о том, чтобы не облажаться, а удовольствие не получаешь. Но нам с ней удалось получить удовольствие, притом не один раз.
На перекрестке Лоджетта мы подождали, пока на светофоре загорится зеленый.
– А после всего она стала такой нежной. Я не ожидал. Она постоянно ведет себя как раздраженная мамаша, так что это было странно. Но приятно. «Ты меня не обнимешь?» – сказала она, и я ее обнял. Я и понятия не имел, как мне не хватало объятий женщины. Обычно достаточно было разок переспать, чтобы все закончилось, но только не сейчас, не с ней.
Мы подъехали к моему дому, и Русский остановил машину.
Экзамен у Нины перенесли сначала на вторник, потом на среду, за это время я перечитал рассказы еще несколько тысяч раз. Дочитался до того, что перестал понимать, о чем там речь. По телефону вечером накануне отъезда, попросил Нину не опаздывать, и она ответила «да», но не сдержала слово. На следующее утро я проснулся рано. Из ящика стола на всякий случай достал банковскую карточку, потом взял рюкзак с рассказами и вышел из дома. Воздух был холодным и колючий. С двумя пересадками я добрался до центрального вокзала. Стоял с билетами в кармане и смотрел, как отправился поезд на 8.20, а она даже не появилась на горизонте. Между чернотой крыш над скамейками просвечивалась яркая лазурь неба, разрезанного на части рядами проводов.
Я вышел из здания вокзала и закурил. Тротуары были грязными, люди сталкивались друг с другом, как шары в бильярде. Один тип подошел ко мне и попробовал продать носки. Я сказал ему «нет» и потом проверил свои, как будто с ними могло что-то случиться. Таксисты, стоящие в очереди, пытались привлечь внимание туристов. Двое магрибинцев стали кричать друг на друга, потом один пнул пластиковую бутылку. В конце концов они ушли, и остались только дорога во всей своей серости, вход в метро, автобусы, статуя и, наконец, небо – спокойное, чистое и равнодушное. Я выбросил сигарету и затушил окурок подошвой. Сегодня я опять надел туфли. Зашел на вокзал, прошелся по нему. Убедился, что билеты по-прежнему лежат в кармане пальто. Я остановился напротив расписания отправлений поездов, и внизу одной колонки цифр был следующий поезд, который отправлялся в 11.20. Я посмотрел на часы, было только 9, я ждал уже час. В 9.20 мой телефон зазвонил, и она вбежала на вокзал. Сжала мое лицо в ладонях, поцеловала меня в губы и поздравила.
– Извини, – сказала она. – Я не виновата.
Она взяла меня за руку и потянула, и я подумал, что она точно ни в чем не виновата.
– Куда ты меня тащишь? Следующий поезд только через два часа, и у меня уже есть билеты, – сказал я ей и остановился, а она продолжала тянуть меня за руку.
– А нельзя поменять билет и сесть на другой поезд, на любой поезд?
Я мысленно сравнил 23 евро и 60, стоимость двух мест в обычном поезде и в скоростном.
