– Ежей видел? – спросил Русский.
– Ноль.
– Засранцы, – отозвался он, набирая побольше воздуха, и я подумал об Анакапри, когда Русский ругался с каким-то типом, который шел искать ежей.
Русский сказал ему что-то, а у того типа был в руке нож, жена ждала его на скалах, и он сказал Русскому не лезть не в свое дело. Русский обозвал его дерьмом, дело едва не закончилось мордобоем или еще чем похуже. – За скалами заповедник, да?
Я подтвердил.
– Давай за мной, – скомандовал Русский.
Мы погрузились и поплыли вокруг скал.
Под нами были сальпы; на их телах отражались желтые полосы света, рассеянного в воде, другие части тел были синими, глубокая и красивая синева. Они медленно плыли большой стаей. Я сделал два гребка, чтобы подобраться поближе, и они меня не заметили. Я оказался очень близко от них и притворился, что у меня есть подводное ружье. Вытянул левую руку, поднес правую к лицу, где были бы рукоятка ружья и курок. Двинул указательным пальцем, как если бы выстрелил. «Пуф». Представил, что я убил минимум одну. Русский наблюдал за мной все это время и, когда я вернулся, сочувственно двинул головой, отмечая у меня явный недостаток ума. Мы проплыли несколько метров, Русский увидел сальп покрупнее. Потрогал меня за плечо, указал на них; потом мы поднялись к поверхности, впереди начинался заповедник. Люди лежали на полотенцах и загорали. Слева, на песчаной излучине, расположилась компания в спасательных жилетах, с каноэ.
– Все умерло, брат, – сказал мне Русский, после того, как вытащил трубку изо рта.
– Маловато, – подтвердил я.
Мы решили обплыть вокруг двух домов, которые были расположены точно в центре заповедника, посреди моря. Это был долгий путь, но мы не могли придумать ничего получше и к тому же уже год не ныряли и страдали от скуки.
Я снял маску и промыл ее, быстро двигая ногами, чтобы остаться на плаву без помощи рук, плюнул в маску. Снова надел ее, и мы нырнули, шевеля ластами, опустив головы, дыша через трубки, иногда плыли медленно, чтобы отдохнуть. Я смотрел, как тело Русского исчезает в воде, были видны ласты, икры ног, колени, плавки и кончики пальцев рук. Остальное растворялось в лазури, окружавшей нас.
За скалами течение поменялось. Мы искали среди камней, погружались и всплывали, стараясь не столкнуться друг с другом. Камни были мохнатые, заросшие всем чем ни попадя. Серебристая стая чернохвостых облад плавала там же. Я увидел большого морского карася и указал на него, Русский кивнул, потом вернулся и проверил в скалах. Всплыл, и я следом за ним.
– Ничего нет, – сказал он, потом вытянулся в струну и заработал ластами. Отплыл подальше.
Я спросил, что он хотел увидеть, но Русский был уже далеко и не ответил.
Я присоединился к нему, и он пожаловался, что замерзает; мы вернулись назад. На скалах у пляжа было много народа. Голова Русского то появлялась, то исчезала в воде, на спине блестело солнце, окрашивая кожу в красный цвет.
Мы вернулись туда, откуда отплыли, вода доставала до груди, мы стащили ласты, и у меня появилось странное ощущение в ногах, сперва они были тяжелыми, а потом сразу легкими. Мы вышли на берег, под ногами были камни и, может быть, несколько осколков стекла. Русский завернулся в полотенце. Я заметил, что он дрожит: мы слишком долго пробыли в воде.
– Все в порядке? – спросил я, сел и посмотрел на него.
– Есть хочется, – признался он.
Я встал и, пройдя мимо лодок, тел и голов, вошел в бар. Это была какая-то пещера, вырытая среди камней, но оборудованная холодильниками. Я спросил себя, откуда они берут электричество, и купил лимонную фанту и кока-колу. Вернулся, и Русский заявил, что предпочел бы лемонсоду, а не фанту. Я в ответ спел ему припев «Ты не можешь всегда получить то, что хочешь» Rolling Stones.
– Хороший бар на пляже, вот чего бы хотелось. – Русский присел на корточки, в одной руке бутылка водки, стакан – в другой, и мне показалось, что он говорил серьезно. – Как тот, в Анакапри. Можно там работать, а потом, когда все уже уходят, нырять. На закате самое лучшее время для ныряния.
– Чтобы получать деньги, там и работать не обязательно, – заметил я.
Русский передал мне напиток и сел:
– Правда, мало кто хочет работать.
Мы ели панини, Русский смотрел на меня, а я, поверх его плеча, смотрел на море, и на дом, касающийся волн, и на людей, которые заходили в воду и выходили из нее. Лучи солнца разбивались в плеске волн и убегали прочь, осколки были повсюду, даже у меня в глазах. Русский сделал несколько глотков и отставил стакан.
– Вчера мне приснился сон, – сказал он. – Мне снилось, что я ехал на мопеде.
– О’кей, – отозвался я.
– Я никогда не ездил на мопеде. Никогда, даже ребенком.
Потом он пересказал мне свой сон.
Сказал, что ехал в Фуоригротту, когда заметил, что его преследует машина, а за рулем – продавец из колбасного магазина у его дома, но на самом деле это был не он, а отец Сары. Русский попытался оторваться от погони и проехал мимо моего дома, а потом машина его протаранила, но он не упал. Поехал дальше на полной скорости, проехал по виа Эпомео, пока не добрался до Пьянуры, и потом без всякой причины остановился. И вот машина добралась до него, отец Сары открыл окно и сказал, что Русский ему противен, а потом уехал, как ни в чем не бывало.
Я ответил, что больше не вижу снов, а если и вижу, не запоминаю их.
Русский спросил, что мог бы значить его сон, я ответил, что, наверное, он чувствует вину. Русский поднялся и сходил купить еще одну лимонную фанту. Потом смешал ее с водкой, и мы снова стали пить и есть.
– В любом случае, если бы тут был смотритель, который каждое утро немного прибирался бы на пляже, было бы неплохо, – заметил Русский. – тысяча евро в месяц, и он бы тут все прибрал. Это как инвестировать в пляж, да?
– Да, – согласился я.
Растянулся на полотенце, голова кружилась. Я встал, выпил еще глоток водки и лег обратно, внутренне я был спокоен, абсолютно спокоен, ведь все шло так, как и должно было.
Русский тоже растянулся на полотенце, не переставая болтать. Сказал, что, если бы ему предложили стать смотрителем Гайолы, он бы согласился. Сказал, что это хорошая работа, да и работал бы он только летом, а зимой работы почти нет, убирать нечего, можно было просто сидеть и курить. А если погода плохая, ветер с моря такой, что ломит кости, дождь, можно было просто взять и остаться дома.
Вторым ухом я слышал другое.
Разговор, который шел, наверное, по другую сторону лодки. Там были парень с девушкой, они обсуждали, куда поехать на каникулы. Может быть, фантазировали, может быть, нет, мне надоело, и я повернулся к Русскому.
– Не засыпай на солнце, – сказал он. – Вредно спать на солнце.
Я ответил, что не собирался спать, хочу только, чтобы панини быстрее усвоились, тогда можно будет вернуться в воду.
