Ванга перехватила его взгляд:
– Чего, Сухов, с похмелья либидо проснулось?
– Ох-х, не говори, – кающимся тоном согласился он. – Мы едем к нему, потому что он собирается нам что-то показать. Считает, так лучше будет.
– А Кирилл зачем?
– Он спросил, нет ли у нас службы проверить его дом на наличие жучков.
– Так и сказал?
– Да, говорю же, похмелье… На самом деле, его волнует вероятность скрытых камер в его доме. Говорит, посмотрел в интернете, гарантируют быстро, качественно и конфиденциально. Но он хотел бы, чтобы мы вместе… Короче, я сказал, что у нас для этого целый Кирилл.
– Похмельные мужики меня пугают, – фыркнула Ванга. – Ладно, я тоже не с пустыми руками.
– Думаешь, я не вижу? Говори уже.
– Есть одна важная деталь. Если нас не водят за нос, то весьма редкая. Его глаза.
– Вспомнила, значит?
– Нет, знала с самого начала. Не хотела говорить.
– Скрывала?! Выходит, препятствовала следствию?
– Сухов… с бодуна ты, правда, бываешь ужасен.
– Думаешь, мне легко? Так чего там с глазами-то? Прекрасное зеркало души ангела?
Ванга вздохнула:
– Да, он её впечатлил. И да – она была смущена, чтоб тебе стало понятней. Всё?!
– Чего взъелась-то? – буркнул Сухов.
– Подумай, каково ей с такой эмоциональной пилой? И постарайся не вести себя подобным образом сейчас у Форели. Поделикатней, ок?
– Да ок, ок.
– Сухов, у него глаза разного цвета.
– Как?
– Так. Роговица окрашена. Серый, с еле заметным зеленоватым, и серый с голубым. От освещения зависит.
– Интересно, – Сухов нахмурился. Впереди их ждал длинный коридор, и он решил идти быстрее. Понял, что его сердце не согласно с ускорением ритма. Но было поздно – атлетическую Вангу устраивал любой размер его шага, кроме дёрганого. Пришлось догонять её. – Ничего не понимаю: зачем ему это было надо? А это не могли быть контактные линзы?!
– Могли. Но не думаю. Ещё он очень хорошо сложён.
Сухов усмехнулся.
– О чём подумал? – спросила Ванга.
– Все они хорошо сложены, – хрипло произнёс Сухов. – Наши подозреваемые. А почему ты сомневаешься насчёт линз?
– Будешь смеяться.
– А если не буду?
– Потому что ему нравится Телефонист.
– Чего?
– Маска – это для обычной жизни. А Телефонист ему нравится. Его превосходство… Полагаю, это то, что позволяет себе появляться без грима.
Сухов помолчал, прикидывая.
– А маскарадный костюм? – спросил он.
– Это неважно, – Ванга тряхнула головой. И усмехнулась. – Это как одежды, прости за тавтологию: для дождливой погоды и для солнечной. Вынужденная и досадная необходимость. Но я могу и ошибаться.
Длинный коридор заканчивался. Вон уже выход. А там свежий воздух и солнечный свет. Худенькой девушке Телефонист позволил увидеть лишь маленькую часть себя, разрез глаз. Разноцветных. И оставил жить. С ожогом от его сраного супергеройского отражения. Только Ванга всё равно не может поручиться за её безопасность.
– Странная вещь – похмелье, – поделился Сухов. – Ты ведь иногда… – Болезненно поморщился. – Кем бы он ни был, ты ведь иногда оказываешься у него в голове? Так?
Ванга мрачно усмехнулась и не ответила.
– Поэтому ты и сказала, что она единственная, кто видел Телефониста.
– Приходится. Сухов, – сказала Ванга.
– Я вот тоже сейчас… – признался он. – Занесло на секунду.
– Тошнит?
– Вообще-то там… жуть.
– Я знаю, – словно эхо отозвалась Ванга.
25. Джин-тоник (эхо)
Игорь Рутберг пребывал в прекрасном расположении духа. После перебранки с женой, когда она хлопнула дверью, а он показал ей вслед язык. И охранник Николай это видел. Она закатывала сцены при Николае, не стесняясь, словно тот был мебелью. И вот сейчас унеслась, долбанув дверью. Игорь Рутберг показал язык, потом с наслаждением потянулся. Она всё ещё влекла его. Иногда.
– Ты совсем сошёл с катушек, – бросилась с обвинениями она, бывшая модель, а сейчас мать двоих детей. – Притащил в дом бомжа.
– Он мой сержант, – невозмутимо отозвался Игорь Рутберг. – Вообще-то, я ему жизнью обязан.
– И что?!
Он не удивился. Всё-таки сказал:
– Для тебя это ничего?! Его нога осталась на той мине, которая могла бы забрать мою жизнь.
– Ну и дал бы ему денег.
– Собираешься учить, как мне поступать?
– Весь дом провонял.
– Уже нет, – Игорь Рутберг поднял руку со стаканом «Бомбей-Сапфира». После тренировки он пил один джин-тоник. И не пьянел. Он вообще никогда не пьянел и крайне редко перебирал с алкоголем. – Человек оказался на дне. Дюба… ты ведь не знаешь, какой он. Я его вылечу.
– Да пожалуйста! Я-то почему должна это терпеть? Сюда-то зачем?! Сними ему отель, если всё ещё в войнушку свою не наигрался.
Игорь Рутберг сделал глоток. Он не пользовался соломинкой и не испытывал по отношению к ней гнева – к своей бывшей модели.
– У него проблемы с ментами, – веско сообщил он. – Я это пока улажу.
– Пока? Насколько это «пока»?! Мальчики приехали всего на неделю.
– Мы вместе каждый вечер.
– И Дюба твой тоже!
Он посмотрел на неё с интересом.
– Послушай, вообще-то, сирые и убогие должны вызывать твоё сострадание. Твой благотворительный фонд…
– С каких это пор ты настолько погружаешься в среду? – с усмешкой парировала она.
Игорь Рутберг отставил стакан. Было два сценария: выглядела она сейчас довольно соблазнительно. Но следовало договорить.
– Забей! – предложил он. – Дюба не нуждается ни в твоей жалости, ни в твоём сострадании. Кстати, как и в моём. Это я его должник! Я помогу. А потом он уйдёт.
– Так сделай ему загранпаспорт, – предложила она. «Вот ехидна, – подумал Игорь Рутберг. – Но ей идёт. Идёт быть стервой. Только меня это больше не возбуждает». – Оплати швейцарскую клинику.
– С каких это пор? – Игорь Рутберг состроил печальную гримаску, но с трудом удержался от того, чтобы не засмеяться. – Когда это с тобой случилось?
– О чём ты, милый?
– О подкупе, любовь моя. Отгораживаешься от жизни баблом…
– Ой, только не надо, – усмехнулась она. И, кривляясь, добавила: – Когда это с нами случилось?! Нравоучительный пафос – не твой конёк.
