Невозможная эта мысль металась в голове и никак не могла осесть. Пытались убить… Ни за что, ни про что… Как же так? Почему?!
Разумеется, вести о столкновениях жителей поселков с Дикими до «малышей» время от времени доносились. Но, во-первых, Любовь Леонидовна считала подобные россказни неподходящими для детских ушей, и воспитанников старалась от них оберегать. А во-вторых, в безопасности Бункера, все это представлялось Кириллу чем-то вроде компьютерной игры. Какие-то персонажи, где-то далеко, бегали, нападая друг на друга – да и на здоровье, может, им делать больше нечего. Никогда не связывал он обрывки взрослых разговоров с чьей-то смертью и увечьями. А сейчас, в его присутствии, милейшая тетя Аня с удовлетворением подсчитала, что из десятерых нападавших погибло трое. И всех их убили Рэд, Лара и угрюмая молчунья Олеся – за что жители поселка были гостям искренне благодарны.
Резкий незнакомый запах, понял вдруг Кирилл, который ощутил, когда Лара втащила на порог раненого, был запахом пороха. У адаптки ведь даже пистолетная кобура была расстегнута – сейчас он это вспомнил, а в тот момент списал на Ларину рассеянность. Господи, каким же был слепым.
Конечно, Кирилл, как любой нормальный мальчишка, не мог не обратить внимание на оружие адаптов. С самой первой ночи исподтишка рассматривал арсенал: пистолеты у Рэда, Джека, Люка и Лары, лук со стрелами – у Гарри, винтовку – у Олеси, и самодельный арбалет – у купавненского грубияна Сашки. Кроме того, на правой ноге под брючиной (левша Гарри – на левой) адапты носили метательные стилеты в специальных ножнах. Но Кирилл, по наивности, вначале воспринял всю эту амуницию не более чем деталями костюма. Как, к примеру, алебарды у ватиканских гвардейцев. Папские охранники тоже носили красивые и грозные алебарды – но это ведь совсем не означало, что умели рубить головы! Кирилл поначалу даже обиделся – его, едва ли не насильно, заставили обрядиться в адаптскую одежду, грубую и неудобную, а вот оружия не выдали. На вопрос, почему, Рэд отозвался странной фразой про козу и баян и презрительно сплюнул. Из чего Кирилл сделал вывод, что вряд ли при жизни командира получит в руки оружие. Хотя не раз представлял себе, как здорово подошел бы к новому костюму пистолет на поясе, или хотя бы нож! Ощутимо добавил бы мужественности.
То, что произошло сегодня, в голове пока не укладывалось. Как же прав был Сергей Евгеньевич… «Ты встретишь там совсем другую жизнь».
* * *
Трупы Диких тщательно обыскали, забрав все ценное, и бросили до завтра – вокруг уже светало. Трупы были, как выразилась Анна Владимировна, «тощими», и обыскивающие сошлись на том, что нападавшая стая – из слабеньких, у которых огнестрельного оружия нет. А может, его у здешних Диких уже и вовсе нет, авторитетно добавил Рэд. Лично он «крайний раз» – слова «последний» адапты настойчиво избегали – слышал здесь выстрелы больше года назад.
– Патроны, небось, кончились. А может, одичали в хлам, и уже даже стрелять поразучились.
Самого Рэда сюрекен, от которого спас Кирилла, чиркнул по спине. Но адапт «царапину» даже бинтовать не позволил, сказав, что так быстрее заживет.
Он разобрал, почистил и снова собрал пистолет – Кирилл исподтишка следил за выверенными, отточенными движениями – и лег на койку плашмя, чтобы не тревожить раненую спину. В сторону Кирилла подчеркнуто не смотрел.
А у того все никак в голове не укладывалось, что час назад этот парень ничтоже сумняшеся оборвал жизни нескольких людей. И никаких угрызений совести от этого, судя по всему, не испытывал.
Заговорить с Рэдом об убитых – так же, как о собственных ощущениях – Кирилл не решался. Чувствовал, что разговора не получится: адапт его переживаний попросту не поймет. Одному богу ведомо, скольких он уже убил. И скольких еще убьет.
Если бы не вспоровший плечо сюрекен, возможно, Кириллу одного этого озарения хватило бы для того, чтобы не уснуть до вечера. Но плечо болело. А еще он уже не раз ловил себя на том, что пытается прикрыть ладонью горло…
Кирилл не понимал, как нужно относиться к произошедшему. Мысли путались, и очень хотелось спать. Но настойчиво зудело где-то на краю сознания при каждом взгляде на мрачного Рэда: «А ведь он меня спас. Если бы не он, то…» Додумывать до конца не хватало решимости.
– Ты не замерзнешь так? – попытался, наконец, заговорить Кирилл. – Может, одеялом тебя накрыть?
Рэд не ответил и даже головы не повернул, хотя еще не спал – лежал с полузакрытыми глазами, опершись подбородком о сжатые кулаки. Он вообще Кириллу за все утро слова не сказал.
Кирилл набрался смелости.
– Прости меня, пожалуйста. Из-за моей глупости мы оба сегодня пострадали. А ты… Ты ведь, получается, жизнь мне спас. Спасибо тебе.
Рэд снова промолчал. Только посмотрел долгим светло-желтым взглядом – вроде бы не обвиняющим, не укоряющим, но Кириллу под этим взглядом стало совсем нехорошо.
– Извини, – окончательно смешавшись, повторил он.
Рэд молчал, а сам Кирилл снова подать голос не решался.
– Я раз тоже выскочил, – донеслось наконец с соседней кровати. – Давно уже, мелкий был. Герман велел в укрытии сидеть, ждать – мы в завалы пошли. Я ждал-ждал – часа, может, три, а то и больше. Потом надоело, да и зассал. Думаю, вдруг его завалило, выбраться не может? Зовет на помощь, а я сижу – не слышу? Ну, и пошел искать.
– И что? – торопливо поддержал беседу Кирилл. К чему рассказывается история, он пока не понял, но обнадеживало то, что Рэд вообще заговорил.
– Ну, что… Нашел. Завалило. Я ему выбраться помог, а он меня потом выдрал. Потому что русским языком велел сидеть и ждать, а я не послушался.
– Но ведь если бы не ты, он бы погиб?
– Почему? Его Инна с ребятами, на другую ночь, искать пошла бы. И его бы нашли, и меня.
– Но ведь это – целые сутки! Ты, получается, время сэкономил.
– Мне, получается, повезло, что самого не завалило, – сердито объяснил Рэд. – Тупо – повезло! Я ж – не Герман, лазить тогда не умел. В завале бы не выжил. И я это прекрасно знал, сто раз предупреждали! Но терпежу не хватило высидеть. За то и выдрали.
– Что значит – выдрали? – Кирилл, в принципе, догадывался, но…
Рэдрик хмыкнул.
– Кабы ты не сомлел, как барышня кисейная – узнал бы, что это значит, не сомневайся. Хоть у вас в Бункере и не принято.
Кирилл не сразу понял. А поняв, обескураженно пробормотал:
– Я… Ты… Ты меня побить хотел?
– Угу. Аж руки чесались. И сейчас чешутся.
Кирилл невольно покосился на могучие кулаки, сложенные под подбородком. Вспомнил, как Любовь Леонидовна, рассердившись на питомцев, рассказывала, что до того, как все случилось, некоторые родители применяли к детям телесные наказания. И что Герман, воспитывая адаптов, этой мерой тоже не брезгует.
Он представил, какая это, должно быть, унизительная процедура. Тебя бьют – а ты не имеешь права ни защищаться, ни сопротивляться. Как раб в Древнем Египте. Или при крепостном праве… Даже зажмурился на секунду. А потом решительно сказал:
