Эта мысль – что доброй веселой Лары больше не будет рядом – так придавила, что к разговору в палате между нею, Рэдом и Капитаном Кирилл почти не прислушивался.
Поглядывал украдкой на Лару – на ее по-прежнему милое, хоть и страшно побледневшее лицо, любовался улыбкой, слушал голос. Он даже не очень понимал, что именно девушка говорит. Для него сейчас это было совсем не важно.
Лара – жива. Она улыбается, разговаривает и иногда встречается с ним взглядом. И, кажется, ничего больше в жизни не нужно для того чтобы быть счастливым! И вот – как же теперь без нее?… Мысли метались, и хотелось плакать.
– Бункерный! Але! – Рэд встряхнул Кирилла за плечо.
– У? – Говорить было нелегко.
– Ты тоже не помнишь?
– Что?
– Ну, трепались Дикие, который к вам вломились, между собой? – нетерпеливо повторил вопрос Рэд. – Хоть о чем?
Кирилл напряг память.
– По-моему, «здесь они!» – кто-то успел сказать.
Рэд удовлетворенно кивнул.
– Выходит, не послышалось тебе, – сказал он Ларе. – Догоняешь теперь? – Это уже Капитану.
– Пасли, – угрюмо буркнул тот. – Не наврал меченый.
– Не наврал.
– Мои, – неловко проговорил Капитан, – из команды… Просились к тебе?
– Просились.
– Возьмешь кого? У тебя ведь сразу двое выбыло?
– Не возьму. Мне бойцы нужны, а не матросы.
– Тоха – боец. Он не наш, казанский. Со мной недавно ходит.
– Это со шрамом поперек морды? Я его сперва за меченого принял.
Капитан невесело усмехнулся.
– Вот и казанские тоже – приняли! Чуть не прибили сгоряча. Хорошо, Назимка опознал – он ему племяш родной оказался. В дальнем поселке каком-то жил, с мамкой и сестрой. Сестру два года назад Дикие утащили, мамка с горя померла. Тоха и решил в Казань перебраться, к Назимке поближе. А мордой еще по детству, в завале ободрался. Ты не сомневайся, парень проверенный.
– Ладно, там видно будет.
Командиры замолчали.
– Я, кажется, вырублюсь… скоро, – проговорила Лара. Виновато посмотрела на Рэда. И, долгим взглядом – на Кирилла. – Вы – давайте… Ни пуха, ни пера. Дойдите!
– Дойдем, – пообещал Рэд. – Куда мы денемся. А ты – выздоравливай, слышь? Чтоб, когда вернемся, козой скакала! Слышь?
– Есть, – улыбнулась лиловыми губами Лара.
* * *
Больше до самой Перми происшествий не было. Разве что Олеся – с подачи злодея-командира, не иначе – решила поднажать на обучение Кирилла. Все эти ночи на барже он тренировался, по выражению Джека, «как в хрен ужаленный». До того уставал, что под навес заползал едва ли не на карачках. Но зато уже неплохо держался на воде и мог отжаться целых двадцать раз.
С рукопашным боем и стрельбой дело тоже потихоньку продвигалось.
Удерживать ровно тяжелый пистолет у Кирилла поначалу вовсе не получалось, язва-Джек уверял окружающих, что бункерный, конечно, непременно попадет белке в глаз – если целиться будет медведю в задницу.
Олеся отвечала на насмешки гордым молчанием и Кирилла приучила к тому же. Она заставляла его ежедневно, по несколько подходов, тренировать кисть – это почему-то называлось «стоять под утюгом» – и в одну прекрасную ночь Кирилл вдруг обнаружил, что выкидываемая вперед рука не дрожит. И к отдаче от стрельбы он привык, мог делать несколько выстрелов подряд, почти не промахиваясь. Ножи метал хуже, чем стрелял, но Олеся считала, что дело тут не в меткости, а в слабости рук, и третировала силовыми упражнениями нещадно.
От острых сюрекенов пальцы – вначале ужасно неловкие – покрылись множеством порезов. Зато и летали сюрекены куда лучше ножа, сейчас уже смешно было вспомнить, с какой опаской смотрел когда-то на сверкающие в руках адаптов «звездочки».
После бесчисленного множества тренировочных боев – это называлось «спарринг» – по первости только с Олесей, а потом уже и с Сашкой, и с Джеком, и даже с Люком – Кирилл с грехом пополам научился уходить от ударов. Хотя сам достать неуловимого противника кулаком или ногой пока не мог. Искушенные в драках адапты легко угадывали любое движение, и поймать себя не позволяли.
– Тут тебе не Бункер, – наставительно приговаривала Олеся, когда Кирилл, в очередной раз поверженный коварным приемом, поднимался на ноги. – Тут думать надо!
Впервые услышанное, это высказывание Кирилла позабавило. Но он быстро вынужден был признать, что Олеся права – думать в бою приходилось на порядок интенсивнее, чем в Бункере за столом. Особенно наглядно адапты демонстрировали это во время собственных спаррингов. Себя они не жалели – тренировались еженощно, хотя, казалось бы, зачем? И так вон какие ловкие. «Потому и ловкие, что тренируемся, – пожала плечами Олеся. – Если бросим, мигом оплывем».
Спарринг был одним из любимых видов тренировки. Кириллу и самому нравилось наблюдать, как легкой змейкой вывинчивается из лап Сашки Олеся. Или как бьются Рэд и Джек – равные по мастерству соперники. Командир был сильнее и тяжелее, зато Джек – быстрее и изобретательнее. Пластичное, гнущееся под немыслимыми углами тело Джека в драке выглядело танцующим. Проигрывая, Рэд неизменно обзывал противника «долбаным глистом».
Экипаж парохода наблюдал за тренировками с интересом, а за Кириллом – с доброжелательным сочувствием. «Умнику» старались положить побольше еды – Кирилл внезапно обнаружил, что стал очень много есть, по сравнению с тем, что удавалось запихнуть в питомца Любови Леонидовне, объем увеличился втрое – а еще уступали место рядом с гитаристом.
Музыка – сейчас, когда рядом не было больше веселой бойкой Лары, – стала единственной отрадой. Благо, упрашивать гитариста не приходилось, сам в каждую свободную минуту к инструменту прилипал. Не пел – просто перебирал струны, что-то наигрывая.
– Откуда ты столько мелодий знаешь? – спросил как-то Кирилл.
Музыкант пожал плечами. Кажется, не очень понял вопрос.
– Я песни знаю. Диски слушаю, мне ребята притаскивают. А это – так… Само играется.
Больше всего экипаж любил песню про крейсер «Аврору».
– А это – из какого фильма? – заинтересовался Кирилл.
Как выяснилось еще в начале похода, вкусовые особенности Германа и Любови Леонидовны разительно отличались. Кирилл не смотрел и десятой доли сериалов и блокбастеров, на которых, стараниями Германа, выросли адапты. А те кривились при упоминании спутником кинолент, которые считала подходящими для «детского просмотра» бункерная наставница.
Ответил Кириллу Сашка.
– Ни из какого, глушь ты дремучая! Просто, песня старинная.
Сашка считался в отряде «молодым» – был взят на замену кого-то из убитых около года назад. Он воспитывался не у Германа, вырос в Купавне. Отличала парня обостренная зоркость и насыщенный – даже по адаптским меркам – лексикон. Дома Сашка работал на лесопилке. Такой замысловатой матерщины Кирилл даже от Рэда не слышал.
