– Борису знак, – пояснил он. – Задрал уже, никому покоя не дает! Каждую ночь вас поминает, чтоб меня баба так ждала.
Кирилл высчитал, что в Омске они отсутствовали около месяца. Борис за это время успел состариться на несколько лет. Сильнее горбился, на лице прибавилось морщин, узловатые пальцы похудели и дрожали.
Кириллу накладывали швы на пропоротый стрелой бок. Борис, сидя в углу, – в клинику прорвался с боем – внимательно слушал рассказ.
– Что ж… Теперь, я уверен, у нижегородцев все получится, – заключил он. – С таким-то сокровищем.
– Очень на это надеюсь, – согласился Кирилл. – А вот неустойчивость соединения… Помните, я рассказывал?
– Конечно. – В интонациях Бориса зазвучало лукавство. – Как не помнить.
Из кармана куртки старик извлек неожиданное – бумажного журавлика. Пожурил:
– Зря вы, коллега, черновиками так разбрасываетесь.
Про оставленный Алине «сувенир» Кирилл вспомнил не сразу. А вспомнив, покраснел.
– Как это к вам попало?
– Знакомая твоя на ферму притащила, подружкам похвастаться. А я туда раз-два в неделю обязательно захожу. Смотрю – стоит на шкафчике! Еле добился, что это, да откуда, разревелась в три ручья. Ничего, говорит, у меня с ним не было, просто так, взял и подарил… Еле объяснил дурочке, что меня не шуры-муры ее волнуют. Я ведь листок уже развернул к тому времени.
Кирилл недоуменно пожал плечами.
– Вот уж не стоило. Чушь несусветная.
– Вот уж ошибаешься! – Борис извлек из кармана блокнот – У тебя получалась несусветная чушь, потому что эту вводную – я переписал начисто, смотри – ты считал константой. А если мы ее оценим как переменную?
– Почему? Это ведь константа?
– Ну а если?
Кирилл, задумавшись, подался вперед. Недовольный врач, колдующий над его боком, зашипел от злости.
– Борис, выйдите немедленно, – потребовал он. – У парня такая прореха на боку, что кулак пролезет, а вы тут с какой-то писаниной! Как будто подождать нельзя.
– В моем чудесном возрасте, Славочка, любое ожидание – непростительная роскошь, – укоризненно заметил Борис. Но, тем не менее, вышел.
Кирилл, дожидаясь окончания процедуры, еле сдерживался, чтобы не вертеться под иглой.
Над расчетами они с Борисом просидели весь день. Рэд и Джек спали, а Олеся незримо, как умела она одна, порхала по кабинету Бориса. Совала Кириллу под руку то стакан чая, то вареную картофелину, то кусок пирога. Кирилл, не глядя и не чувствуя вкуса, быстро сметал еду.
Когда его сморило прямо за столом, Олеся заставила подняться и отвела на диван. Тот стоял тут же, в кабинете – должно быть, именно для таких случаев. Олеся подсунула Кириллу под голову свернутую куртку. Перевернула его на бок, освобождая место для себя. Пристроилась рядом и закрыла глаза.
Борис всего этого – ни отхода «коллеги» ко сну, ни хлопот над ним Олеси – не заметил. Не отрывая глаз от монитора, он барабанил по клавиатуре. Изменял вводные, добавлял переменных. Привычно поругивал непослушные пальцы.
Два месяца назад, когда Слава подтвердил давно подозреваемый диагноз, Борису хотелось умереть. Быстро. Легко. Без мучений. Не позволил себе яд, сочтя непростительной для главы поселка слабостью… А месяц назад встретил этого мальчишку. И сейчас, хотя каждая последующая ночь проживалась мучительней предыдущей, радовался, что все еще жив.
Пока не стал растением. Пока работает мозг и шевелятся пальцы, он обязан думать и действовать. Ради таких вот ребят. Ради тех, кому инстинкт выживания не заслонил жажду знаний. Чьи мечты простираются дальше сегодняшнего обеда… Борис оглянулся на диван.
Спит. И девчонка тоже.
Рассказывать, кто она такая, Олесе не пришлось – Борис без труда вспомнил, у кого видел такой взгляд. Слышал такую речь. Наблюдал такие обманчиво-плавные движения… Заподозрит в тебе врага – пристрелит легче, чем комара прихлопнет, этих ребят с горшка на убийство натаскивали. Но признают ведь они мальчишкино превосходство! Хоть и сами того пока не понимают.
Борис заметил на столе пустую кружку и хлебные крошки. По приказу так не заботятся… И не ведут себя так с чужими людьми.
То-то! Сила без разума – колесо без оси. А разум без мечты – и вовсе тьфу.
Расфилософствовался, старый пень, одернул себя Борис. Хватит. Работать надо.
* * *
Первый дождь застал отряд на пути к Талице. По мнению Рэда, на все про все оставались считанные ночи.
А Талица встретила запертыми наглухо воротами – поселок располагался на территории бывшего завода.
– Стой, кто идет!
Рэд возмутился:
– А узнать слабо? Вы там, на вахте, – бухие, что ли?
– Ста-алкер? – ахнули из-за ворот. – Ты?!
– Нет, блин! Дядя Вася с волосатой спиной… Открывай уже.
Из-за ворот начали раздаваться возбужденные возгласы. Кто-то куда-то побежал. Одна из проржавевших половинок со скрипом поползла вперед. Встретившие отряд незнакомцы – средних лет мужчина и молодой парень – смотрели на бойцов как на привидения.
– Вы живые?!
– Дохлые, – стряхивая со спины рюкзак, съязвил Джек. – Аж воняем, не чувствуешь?
– Мальчики!..
К воротам, сбиваясь с ног, бежала Ольга Павловна. Рядом, сдерживая шаг, чтобы не обогнать, какая-то девушка. А за ними – в отдалении, рассредоточившись по дороге, – едва ли не все население поселка.
– Рэд!.. Жека!.. Олесенька… – Ольга Павловна обнимала бойцов, крестила, будто не веря своим глазам. – Миленькие мои, – всхлипывала она, – Господи, отец наш небесный! – Запрокинув к небу лицо, широко перекрестилась. – Слава тебе, Господи! Вот, не верила я, что погибли! Не верила, и все тут! Каждый день молилась. – Женщина обняла Кирилла. – Как тебя-то звать, не запомнила.
Стоящая рядом девушка тоже что-то шептала и крестилась.
– Теперь ведь и Женя скоро вернется, да же? – осторожно, выбрав промежуток между причитаниями, вклинилась она. – Правда же, Ольга Павловна?
Ольга Павловна подобралась и отерла слезы.
– Конечно, вернется! Дело благое, Господь их не оставит. Ни его, ни Антошу!
Девушка всхлипнула и снова зашептала и закрестилась.
– Пойдемте, – спохватилась Ольга Павловна. – Что ж мы на дороге стоим.
Отряд с готовностью подобрал рюкзаки.
– А где Женек-то, Ольга Павловна? – прилаживаясь к лямкам, поинтересовался Рэд. – Далеко отправился?
– Ох, да вы же не знаете ничего! Он Антошу повел к вашим. Тот просил хотя бы до Перми довести, помочь на пароход сесть. Скоро уж, я думаю, должен вернуться.
Рэд застыл с полузакинутым рюкзаком.
