– Вылетела? – повторила Манхэттен. – Младшая костюмерша?
– Выставили за дверь. Уволили. Главная костюмерша уехала на шоу в Атлантик-Сити, но, когда она вернется, будет жарко, это я вам говорю.
Фрэнки принес счет.
– А когда она вернется? – спросила Манхэттен, открывая сумочку.
– Кто?
– Главная костюмерша.
– Понятия не имею. Моя епархия – билеты.
Рука Орвила Шунмейкера нерешительно потянулась к карману.
– Оставьте, Орвил. Вы наш гость.
Они разделили счет. На улице Орвил рассыпался в благодарностях и простился с явной неохотой. Шагающую враскачку медвежью фигуру вскоре поглотили толпа и огни.
– Уф, – выдохнула Эчика. – Я всё ждала, когда ты кончишь расспрашивать его о Стайнере, Манхэттен. Думала, придется там и заночевать.
– И заплатить за мартини цену шести билетов по полному тарифу, – добавила Шик.
За квартал до Таймс-сквер они увидели впереди скопление народа. От вспышек фотоаппаратов девушки тотчас пришли в возбуждение. Сейчас выйдет звезда, из «Сардиз» или «Уайт Вэй»! Они побежали, смеясь, и Джослин пустился следом. В воздухе пахло карамелью.
Они протискивались между плечами, пальто, сумками виртуозно, как червячки в сыре.
Джослина кто-то толкнул. Он услышал, что перед ним извиняются, и обернулся, чтобы улыбнуться в ответ. Перед ним была пара в вечерних туалетах. Женщине на вид лет тридцать – породистое лицо, прямые волосы, длинная прядь скрывала один глаз. Мужчина – тонкие усики, острый взгляд – еще раз извинился с акцентом Новой Англии. При виде девушек он вежливо тронул шляпу, элегантный и давно вышедший из моды котелок. Потом повернулся, вытянул шею, высматривая такси поверх голов… Его взгляд вновь скользнул по Пейдж и остановился. Он узнал ее, и это было совсем некстати.
– Добрый вечер, Пейдж, – сказал он.
Она-то узнала его задолго до того, как он с ней поздоровался. Сунув руки глубоко в карманы, она стягивала полы плаща.
– Добрый вечер, Эддисон.
Пейдж была вся красная, одеревеневшая, явно в шоке. Шик пихнула локтем девушек рядом. Ни одна из них никогда не встречала знаменитого Эддисона Де Витта, но все знали его в лицо по портрету на заставке перед каждой его хроникой в «Бродвей спот».
У тротуара затормозило желтое такси. Эддисон снова приподнял шляпу, прощаясь со всеми, взял под руку свою спутницу, и оба сели в машину. Хлопнула дверца, и такси, влившись в поток движения, укатило в сторону проспекта.
– Тебе нехорошо? – спросила Манхэттен, заметив бледность Пейдж.
– Всё хорошо. Пора спать, поехали, ладно?
Пейдж трясло. Она шла за всеми, отстав на два шага. Вот невезение. Эддисон… Эддисон, от которого она столько дней ждала весточки, звонка, и… вот. Надо было им столкнуться нос к носу, она – сущее пугало, в ночной рубашке под старым плащом, почти не накрашенная, с заплетенными на ночь косами, с которыми выглядит лет на пятнадцать. А он под ручку с этой одноглазой красавицей. Полная гармония в плане возраста, подумала она злобно – и горько.
Закапал дождь. Они махнули рукой на Джильду, чтобы не застрять в пробках и потоке ночных гуляк, и поспешили укрыться в метро. Джослин заметил, что в нью-йоркском метро пахнет арахисом. Девушки стали, смеясь, принюхиваться и вынуждены были признать, что доля истины в этом есть. А в парижском? Какие там нотки? – спрашивала Урсула, как будто о духах. Он долго думал и наконец ответил, что не знает, потому что ездил в нем с малых лет и этот запах прочно осел у него в ноздрях и в генах.
Когда они вновь вышли на свежий воздух, дождь перестал. Пансион стоял на месте, чернея фасадом, точно открытым ртом.
Поблагодарив их за эту неожиданную и удивительную пижамную вечеринку, Джослин ушел к себе в подвал, а девушки разошлись по комнатам с теми же тщетными предосторожностями, с какими уходили. Эчика, делившая комнату «Зефир» с Пейдж, швырнула в угол шляпку и пальто, скинула туфли и сразу легла, благо переодеваться не требовалось. Она уснула, едва коснувшись головой подушки.
Пейдж заперлась в ванной. Слезы душили ее. Она села на табурет спиной к зеркалу, расплела косы и горько зарыдала.
* * *
В это время на севере города, в роскошном доме на Максфилд-Пэрриш-сквер, молодой человек, стоявший на коленях у постели любимого деда, тоже плакал, закрыв лицо руками и уткнувшись в одеяло.
Хэдли стояла за его спиной посреди огромной комнаты и слушала, затаив дыхание, этот плач, который ничто, казалось, не могло остановить.
Потом она тихонько отошла, пятясь, на цыпочках. Перед высокой закрытой дверью остановилась, сняла с пальца обручальное кольцо и положила его на книгу, лежавшую на столике, – это были «Рассказы о призраках» Амброза Бирса.
Она и сама чувствовала себя призраком, когда вышла из прихожей и всё кружила и кружила много долгих минут по бесчисленным комнатам и длинным пустым коридорам в поисках обратного пути… Миссис Бауэр скрылась где-то в недрах этой немыслимой квартиры, она звонила врачу, чтобы тот констатировал смерть Нельсона Джулиуса Маколея.
Наконец Хэдли узнала галерею большого холла и входную дверь. В лифте она была одна, рабочий день лифтера закончился, но швейцар в желтых перчатках открыл перед ней дверь с тем же поклоном, что и давеча, и пожелал доброй ночи.
– Вызвать вам такси, мисс?
– Спасибо. Я пройдусь.
Когда она повернула за угол и вышла на 5-ю авеню, ветер всё так же шелестел сухой листвой из Центрального парка, как будто замкнулся круг и она вернулась к исходной точке этого необычайного вечера.
Когда они вошли в спальню Нельсона Джулиуса Маколея, Хэдли бросило в пот, так было жарко в этих стенах, обитых толстой тканью с разводами. Ни малейшего дуновения воздуха, кроме дыхания, со свистом вырывавшегося из приоткрытых губ старика на кровати. Держась за руки, они подошли ближе.
Старик лежал, белый как полотно, утопая в горе смятых подушек. Над редкими волосами блестел нездоровый пот.
Заслышав их шаги, он медленно поднял веки. Рука зашевелилась в попытке подняться, но бессильно упала на одеяло.
– Не вставай, дедуля, – прошептал Джей Джей. – Не разговаривай. Я хотел представить тебе… Это моя…
Не отпуская Хэдли, он наклонился и поцеловал бледный лоб.
– Это Эйлин, – удалось ему наконец выговорить. – О которой я… столько тебе рассказывал.
Свист прекратился. Старый Нельсон поднял бесплотную руку, и его пальцы обхватили запястье девушки. Это было странное, почти жуткое ощущение, словно на руку упал сухой лист, невесомый, хрусткий, сморщенный, с рельефными прожилками. Лист погладил кольцо.
– Эйлин… – прошелестел голос, на диво ясный, хоть и слабый. – Счастлив с тобой познакомиться. Наконец-то.
