Джослин поворачивался перед зеркалом вправо, влево. Конечно, в дафлкоте было трудно…
– Конечно, в дафлкоте, – отозвался на его мысли продавец, извиваясь между покупателями, точно гусеница Льюиса Кэрролла, – вам трудно…
– Конечно, – согласился Джослин.
– Конечно.
В соседнюю примерочную вошел Санта-Клаус, сел и, сняв красные сапоги, стал менять носки.
– Я не знаю, – замялся Джослин. – Как вы думаете, серый…
– Всё зависит от корсажа вашей дамы. Если преобладает белый цвет, ансамбль будет производить впечатление, э-э, снега. Это тоже не запрещено. Но если корсаж яркий, получится идеально.
Он не поленился произнести французское слово, удвоив «а»: корса-аж.
– Я не знаю, что она наденет, – сказал Джослин, – корсаж или что-то другое.
Лицо над жабо расплылось в улыбке, и продавец вдруг стал похож на добродушную амфибию.
– Тогда вам надо позаботиться о том, чтобы цвет подходил к галстуку, сэр.
Джослин плохо представлял себе, как постучит в дверь Беззеридесов и попросит посмотреть, какой корсаж выбрала Дидо. А может быть, она вообще наденет платье?
– Я возьму этот, – вздохнул он. – Alea jacta est.
Он отказался от предложенного платочка в тон, расплатился и выбрался из сутолоки, растрепанный, взмокший, потратив на преодоление четырех этажей «Мэйсис» больше времени, чем на выбор галстука.
Вдоль тротуаров высились снежные брустверы. Увязая в белой каше под желтым небом, по следам, оставленным до него всем населением города, Джослин отправился на 6-ю авеню в парикмахерскую. Там его побрили, помассировали щеки и подбородок, подстригли волосы, прочертили безупречно ровный пробор и вылепили прическу, смазав голову бриллиантином.
– Вы похожи на Алана Лэдда, – с гордостью заметил парикмахер. – В тот момент, когда он целует Веронику Лейк. Освежить нашим душистым лосьоном?
Польщенный – и слегка ошарашенный, – Джослин кивнул. Автобус, двигаясь по снегу юзом, довез его до Коламбуса. Он надеялся, что Космо не забыл о своем обещании одолжить ему смокинг.
* * *
Космо не забыл. В пять часов в дверь позвонил рассыльный с заиндевевшим носом. Он держал на руках огромную прямоугольную коробку. Урсула, варившая себе на кухне кофе, побежала открывать. Она расписалась в получении и, взяв коробку, внимательно оглядела рассыльного с головы до ног.
– Вы новый курьер «Федерал Раш»?
– Да, – не смутился он, глядя на нее в упор. – Все задают мне этот вопрос с самого утра.
– Гм. Кажется, с этого дня я буду часто посылать себе подарки.
– Для постоянных клиентов специальный тариф.
– Рассмотрим! – сказала Урсула, закрывая дверь. – Букет роз от поклонницы? – пропела она прибежавшему на звонок Джослину.
Он не отвечал, торопясь подняться по лестнице и одновременно развязывая бечевку. Из любопытства Урсула пошла следом и сделала знак выходившей из своей комнаты Манхэттен. Обе вскрикнули от восторга, когда, остановившись у ванной, Джослин поднял крышку.
– Джо!
– Мы тебе поможем! – постановила Урсула, втолкнув его внутрь. – Он побывал у парикмахера, ты только посмотри на него, Манхэттен! Наш Джо похож на Эррола Флинна, когда он целует Оливию де Хэвилленд…
Джослину пришлось признать, что без девушек ему было не обойтись. Сначала он не знал, как прикрепить манишку. Потом чуть не сломал «ловко придуманную, не правда ли?» застежку галстука. Потом рукава смокинга оказались чуточку длинноваты. Эчика побежала к миссис Мерл за коробкой со швейными принадлежностями, они взялись за иголки и, присев каждая у своего рукава, подогнали их по мерке.
Беда и со штиблетами: они были велики на полразмера. Манхэттен нарисовала на последнем номере «Нью-Йоркера» отпечатки ног Джослина, а Эчика вырезала их в толщину четырех страниц и вложила внутрь. Получилось идеально.
Когда наконец всё было сделано, он посмотрелся в зеркало и даже слегка опешил, увидев себя таким… другим.
– Джо! – зааплодировали девушки.
Он ощутил их удивление как эхо своему собственному и не мог определить, отчего так заблестели их глаза, но что-то в нем как будто приосанилось.
– Я не очень смешно выгляжу? – жалобно спросил он.
Ничего подобного, он сам отлично это знал, но до чего же хотелось, чтобы ему сказали это вслух, желательно женским голосом.
– Ты похож на Роберта Тейлора, – оценила его Эчика, – когда он целует Вивьен Ли.
– Кто твоя Вивьен Ли, Джо? – лукаво шепнула ему Манхэттен.
– Дидо, – просто ответил он.
Но лицо его всё же порозовело.
– Ты, надеюсь, подумал о корсаже твоей дамы?
Корса-аж. Эчика произнесла это слово, как продавец в «Мэйсис», на французский манер, удвоив «а».
– Дидо наденет что захочет, – уклончиво ответил он. – А это очень плохо, если галстук не гармонирует с корса…
– Эй, молодой человек! Держите-ка вот это! – перебила их Артемисия.
Стоя в дверях, она помахивала белым шелковым шарфом. Джослин оглянулся на девушек. Неожиданное явление ошеломило их не меньше.
– Ну же, возьмите! Джентльмен не может считать себя одетым без белого шелкового шарфа. В мое время это даже не обсуждалось. Ну-ка быстро повяжите его на шею.
Джослин повиновался и снова посмотрелся в зеркало. А ведь старая лиса была права. Последний штрих оттенил белым лоск и шик лацканов его смокинга.
– Вы похожи на Рудольфа Валентино, – проворчала Артемисия. – Когда он целует Аллу Назимову. Вы, разумеется, уладили вопрос с корса-ажем? – с вызовом спросила она и повернулась, опираясь на трость.
Ну почему все придавали такое значение корсажу его дамы? Зеленые глаза вопрошали из-под опущенных век.
– Э-э, ну… – замялся он. – Дидо вольна поступать на свое усмотрение.
– Решительно, с каждой зимой и с каждым балом джентльмены растворяются, как сахар в воде, – припечатала она с жалостливой усмешкой и скрылась среди теней в сумраке лестничной площадки.
Было слышно, как ее трость пересчитывает ступеньки одну за другой, и вскоре стук стих в конце верхнего коридора.
Захлопнув дверь, Артемисия долго стояла неподвижно, созерцая свои покои. Потом медленно прошла через комнату и открыла японский буфет, на котором стояли граммофон-виктрола и английские часы с вестминстерским боем. Ее больным суставам стоило немалого труда потянуть за металлическую ручку – ящик давненько не выдвигали. Пальцы пошарили внутри и нашли то, что искали: длинный коричневый футляр из кожи ящерицы.
Новым препятствием стал замочек: футляр не открывали еще дольше, но наконец крышка, покорившись, откинулась.
