Штатские и военные
Продолжим рассказ о первых днях жизни при новом режиме в Маконе, как ее описывает «Газета Соны и Луары», орган префектуры, в ту пору еженедельный. В воскресенье 1 августа приходят известия из Парижа, подтверждающие падение старой власти; вечером этого дня происходит реорганизация маконской национальной гвардии; назавтра, в понедельник, в городе объявляют о создании временного правительства и о том, что над парижской ратушей реет трехцветное знамя; во вторник префект Пюимегр слагает с себя полномочия и передает власть департаментской комиссии, созданной только что из главных местных либералов. В среду происходит следующее:
Господа офицеры гарнизона, украсившие себя кокардами патриотических цветов, присутствовали на патриотическом банкете, устроенном в их честь членами центральной комиссии и некоторыми жителями города. В той самой зале, где недавно избиратели-конституционалисты чествовали г-на графа де Рамбюто, военные и штатские жители города, собравшись по поводу столь прекрасного торжества, наперебой высказывали самые пылкие пожелания относительно судеб отечества.
Оркестр, составленный из полковых музыкантов, исполнил различные симфонии и сыграл ту старинную национальную мелодию, что посвящена «единственному королю, о котором народ хранит воспоминания», тому королю, который «поседел в победных сражениях и, хотя мог бы властвовать бесконтрольно, без колебаний вверил надзор за своими действиями представителям нации».
Затем последовали тосты («За свободу», «За родину», «За наместника королевства», «За отважный четвертый полк легкой пехоты»…) и речи, которые произнесли, в частности, академик Лакретель и адвокат Тондю, председатель комиссии, которая управляла текущими делами департамента в течение двух недель, до прибытия из Парижа нового префекта.
В конечном счете устройство банкета, квалифицируемого, разумеется, как патриотический, становится первой мерой, которую принимают новые власти. Понятно, что такой банкет — церемония, исполненная глубокого смысла. Это демонстрация единодушной поддержки нового режима, ведь офицеры надевают трехцветную кокарду и, не имея точных сведений о решениях, принятых в столице, используют национальную песню «Да здравствует Генрих IV!», которая в то время имела наибольшее количество сторонников во всех политических лагерях, и сопровождают ее политическими комментариями, подобающими случаю, хотя исторически и спорными. Все сказанное, разумеется, справедливо, но дело не только в этом: ведь, в отличие от всех банкетов, которые мы до сих пор упоминали, этот маконский банкет объединил не отдельных людей или членов определенного общества, но две совершенно разные группы, военных и штатских, или национальных гвардейцев, — группы, у которых в обычное время отношения были весьма натянутые. Банкет становится актом примирения, умиротворения; единодушие в данном случае тем более драгоценно, что оно совсем не разумелось само собой, даже наоборот: в Нанте, например, несколькими днями раньше произошли кровавые столкновения между военными, сохранившими верность белому флагу, и гражданским населением. В Лионе, гораздо ближе к Макону, кровь не пролилась, но дело к этому шло.
Церемонии такого рода, объединяющие штатских и военных, зафиксированы уже в эпоху Реставрации, и очень возможно, что они происходили и раньше. Но после падения Империи их политическое значение усилилось и стало более внятным для всех, а потому их использовали как защитники законной власти, так и те, кто мечтал о ее свержении. Вот несколько примеров: в диссертации о Меце и департаменте Мозель в 1814–1870 годах Анри Контамин зафиксировал увеличение числа праздников, в которых при Первой реставрации в Дни святого Людовика или Богоявления принимали участие как местная роялистская знать, так и офицеры и солдаты, у которых было за плечами славное боевое прошлое, вовсе не располагавшее к поднятию бокалов за здоровье Людовика XVIII; к числу последних принадлежали, в частности, «французские гренадеры», чье новое название не могло отменить того факта, что еще недавно они именовались гренадерами императорской гвардии и что осторожности ради их удалили из столицы
[399]. Другой автор, рассказывая о жизни департамента Эр при конституционных монархиях, описывает два банкета, устроенных городами Лувье и Эврё в честь военных, возвратившихся из Испании в декабре 1823 года. В обоих городах в честь «освободителей Испании» были возведены триумфальные арки:
В Эврё банкет на рыночной площади собрал солдат и по четыре человека из каждой роты национальной гвардии, однако эти гости явились на праздник по приказу. Отдав должное кушаньям, которые, впрочем, показались им «скромными», они имели удовольствие поднять бокалы в обществе «самых выдающихся дам города», которых злые языки немедленно прозвали «рыночными». Та же церемония прошла и в Лувье, но там офицеры, принятые в супрефектуре, насладились вдобавок куплетами на случай
[400].
А вот примеры мероприятий с другой политической окраской: весной 1820 года cостоялся банкет, устроенный в честь офицеров батальона Нижней Луары накануне их отъезда «молодыми людьми из Кемпера», которые возмутили заместителя генерального прокурора: ведь они пригласили «только тех офицеров, которых считали своими единомышленниками, а тех, кто открыто исповедует монархические убеждения, обошли, и это рискует внести разлад в их ряды»
[401]. Или вспомним несколько эпизодов из трагической истории четырех сержантов Ла-Рошели, и прежде всего так называемый банкет в «Короле Хлодвиге»: в начале 1822 года,
желая поддержать пыл карбонариев, которых он вовлек в движение, и доказать им, что вента 45-го [линейного пехотного полка] входит, как он это и объявлял, в состав обширной и многочисленной политической ассоциации, Бори накануне отъезда (подразделение, уже находившееся под подозрением у властей, перевели в провинцию) захотел свести своих товарищей с некоторыми членами Центральной венты. <…> Был устроен завтрак у торговца вином на улице Декарта, позади церкви Святого Стефана на горе, под вывеской «Король Хлодвиг». На этой трапезе, которая состоялась в зале второго этажа, нанятой якобы для урока фехтования, присутствовали в качестве посланцев Центральной венты господа Барадер, адвокат, Горан, хирург в богадельне Божона, Розе, чиновник, и Энон, директор учебного заведения.
Впоследствии злосчастные карбонарии из 45-го полка приняли участие в двух обедах, устроенных в их честь либералами из Ниора и Ла-Рошели, членами местных гражданских вент
[402]. Нельзя не заметить, что во всех перечисленных случаях одна из двух групп была составлена из военных, а другая — из штатских, цели же собраний были откровенно политические. Но эти более или менее импровизированные братания имели еще один параметр, который можно назвать антропологическим. При чтении воспоминаний графини Даш, которая в 1820‐е годы следовала за своим супругом-офицером из гарнизона в гарнизон, поражает частота столкновений на улицах и в театре между офицерами и молодыми буржуа и количество последовавших за этим дуэлей. Дело в том, что юноши из Кемпера и их собратья в других городах боролись с офицерами гарнизона за внимание местных красавиц. Две группы не просто были далеки одна от другой, они соперничали. Присутствие дам на роялистских банкетах в Эврё и Меце явно не случайно: устроители стремились показать, что дамы открыты для контактов, и таким образом свести к минимуму напряжение, всегда существующее между миром штатским и миром военным.
