Книга Время банкетов, страница 70. Автор книги Венсан Робер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Время банкетов»

Cтраница 70

Речь шла не только о том, чтобы подтвердить избирательный союз карлистов и республиканцев, который сложился в нескольких южных регионах, но о чем-то гораздо большем. Ведь и те и другие прекрасно знали, что в прошлом у них много, очень много накопившейся за последние сорок пять лет ненависти и пролитой за это же время крови. Чтобы усесться за одним столом на банкете, следовало забыть кровь жертв, убитых во время якобинского Террора и, четверть века спустя, во время Террора белого.

Впервые после 1789 года, — писала марсельская республиканская газета «Суверенный народ», — этот торжественный акт примирения свершился в таком праздничном убранстве, в такой поэтической и сердечной атмосфере, которая напоминает разом и о рыцарской элегантности, и о веселой прямоте, какими отличалось некогда французское общество. Пламенные республиканцы, испытанные легитимисты, самые почтенные землевладельцы, адвокаты, судейские и коммерсанты, представители старой и новой аристократии, духовенство, художники и ученые — все соединились в замке Мутт, отныне вошедшем в историю.

Очевидно, насколько сильно было на юге, уже несколько десятков лет раздираемом своего рода холодной гражданской войной, стремление к гармонии, примирению, гражданскому миру. Банкет, устроенный общими усилиями после солидарной избирательной кампании, прошедшей под знаменем борьбы за избирательную реформу и свободу ассоциаций [409], и призванный воздать почести Берье, защитнику герцогини Беррийской, который заплатил за свое мужество несколькими неделями тюремного заключения, показал, что обе стороны разочаровались в прежних методах борьбы. Безрассудная попытка, предпринятая герцогиней [410] (попытка, о которой Берье сожалел и которую роялисты юга вовсе не спешили поддержать, настолько сильно опасались они гражданской войны), потерпела крах; устроить совместный банкет после этой неудачи легитимистов и после подавления республиканских восстаний в Париже и в Лионе значило публично засвидетельствовать свое желание изменить формы политической борьбы, отказаться от создания тайных обществ и предоставить окончательный выбор между республиканцами и монархистами самой нации [411]. Иллюзии без будущего, но не без интереса.

Привычное и неожиданное

В самые первые годы Июльской монархии республиканцы, как мы уже сказали, не придавали банкетам большого значения. Они поняли, с какими политическими рисками связано устройство таких празднеств, а главное, полагали, что держат правительство на мушке: у них имелись дела поважнее организации братских пиров. Банкет еще не стал для республиканцев тем, чем сделался после поражения восстаний 1832 и 1834 годов и принятия сентябрьских законов, — «превосходным способом агитации, как говорят в Англии, или пропаганды, как говорим мы во Франции», согласно определению, данному Альтарошем в настольной книге политиков-республиканцев — «Политическом словаре» Паньера и Дюклера (1842). Если республиканцы и устраивали банкеты, то без огласки, наполовину частным образом, примерно так, как общества взаимопомощи рабочих или сообщества компаньонов, когда праздновали день своего святого покровителя, и точно так же, как легитимисты, когда отмечали День святого Генриха 15 июля, сразу после праздника республиканского: поскольку республиканцы не имели возможности отпраздновать 14 июля публично, на площади, они устраивали небольшие банкеты, в которых принимали участие как активисты, так и сочувствующие. Упоминания о них встречаются там и сям в архивных документах и газетах, особенно когда дело касается университетских городов; префекты уверяют, что добрый народ не обратил никакого внимания на эти трапезы, смысла которых он, пишут префекты, вовсе не понимает. Но в данном случае публичность не так необходима; важнее другое: память о взятии Бастилии (а порой о взятии Тюильри 10 августа или об установлении Республики после победы при Вальми 20 сентября) сплачивает республиканцев той или иной местности. Порой такую сплачивающую роль играет другая дата: в Меце с 1832 по 1848 год польские эмигранты, весьма многочисленные в этом городе, вместе с некоторыми местными либералами отмечают годовщины польского восстания [412].

Поэтому нет ничего удивительного в том, что сразу после 1830 года из всех оппозиционеров самого большого числа банкетов удостоился не духовный наследник карбонариев, а тот, кто подсказал Лафайету слова о наилучшей из республик [413], один из самых деятельных сторонников возведения на престол герцога Орлеанского, политик, который в течение всей Июльской монархии служил воплощением династической оппозиции, — Одилон Барро. По правде говоря, в дальнейшем он этим не слишком гордился: в своих «Мемуарах», сочиненных при Второй империи, Барро очень лаконичен в рассказе о периоде с 1832 по 1837 год. Он подчеркивает свой протест против объявления в Париже военного положения в июне 1832 года, после республиканского восстания, — протест, юридически вполне оправданный и оказавшийся весьма эффективным; затем, пятью годами позже, свою роль в создании «коалиции» — недолговечного союза либералов, сторонников свободного парламентаризма, объединившихся в борьбе против навязанного королем правительства Моле. Но ни свою поездку в патриотически настроенные восточные департаменты в 1832 году, ни банкет в Ториньи в 1835 году он даже не упоминает. Напомним коротко, что это были за события, тем более что в свое время они получили немалую известность.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация