Рейган был типичным примером уорхоловской знаменитости – актер не первого эшелона, ценности которого были чисто голливудскими. В нем не было ни капли иронии, он не был в состоянии отличить настоящее зверство от зверства, изображенного на фотографии. Его президентство проходило под знаком кэмпа, политику он понимал как ролевую игру. Его понимание политики было, «по сути, самой далекой метафорой, представлением жизни в качестве театра». Джоан Дидион писала, что Рейган воспринимал «риторику как синоним действия»
[1071].
Занятно, что представление о том, что риторика равна действию, было одним из краеугольных камней группы писателей и художников, которых в целом и общем можно назвать постмодернистами. Постмодернизм частично был связан с «французской теорией» или, как тогда говорили, просто «теорией», а также имел весьма поверхностные сходства с некоторыми работами Зонтаг и в целом определил позиции академической критики на протяжении целого поколения.
Слово «академическая» имеет в данном контексте большое значение. Изначально теория была делом исключительно академическим. Академической критикой грешили (по их собственным словам, гордились) многие американские адепты, писавшие сознательно совершенно дремуче непроходимые тексты, в результате чего нарушилась связь между областью специализированной критики и образованной читающей публикой. В вопросе связи с читательской аудиторией преуспели писатели – члены Семьи, такие, как Триллинг, Эдмунд Уилсон и Ханна Арендт, а также третье поколение членов, среди которых были Зонтаг и Роберт Силверс. Теория изолировала академических гуманитариев от читающей публики, и «академики» писали тексты, в которых не обсуждались социальные проблемы, которые ранее в работах ученых этого направления занимали центральную роль. Рос и ширился разрыв между туманными писаниями многих академических постмодернистов и «ширпотребным», легким тоном популярных журналов, что ставило под угрозу финансовое благосостояние Зонтаг, которая при таком развитии событий рисковала остаться без журналов, в которые могла бы продать свои работы. Основоположниками постмодернизма были Жак Дерида, Жан Бодрийяр, Мишель Фуко, Элен Сиксу и Жиль Делёз, французы послевоенного поколения, культуру которых Зонтаг одобряла и продвигала в США в то время, когда ее в Штатах игнорировали и не замечали. Постмодернисты интересовались кино, фотографией, сюрреализмом и другими формами популярной культуры, которые до этого считались «не комильфо», в них не доставало высокого искусства. Постмодернистов интересовали сексуальность и феминизм, и они также «подпитывались» у писателей, которые нравились ей: у Барта, Беньямина и Сартра.
НО САМОЙ ЗОНТАГ НЕ НРАВИЛИСЬ ЭТИ ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ ПИСАКИ, И ОНА ПРАКТИЧЕСКИ ИХ НИКОГДА НЕ УПОМИНАЛА.
Зонтаг не одобряла «то, что называется постмодернизмом», который она сама определяла как «равнозначность, превращение всего в одно и то же»
[1072]. Таким образом она отвечала своим критикам, в особенности неоконсерваторам, которые всегда обвиняли ее в «уравниловке». Именно такие обвинения выдвигал против нее Хилтон Крамер, с которым она ранее работала в Commentary, писавший, что «Заметки о кэмпе» создавали ситуацию «духовного банкротства постмодернистской эпохи», обрывая «связь между высокой культурой и высокой серьезностью, являвшимися фундаментальной основой модернистского духа»
[1073]. Подгорец придерживался точно такого же мнения: «Не только «Кэмп», но и «Против интерпретации», которое является, по сути, релятивистским, не знаю, как вы это назовете. Все это, как мы тогда считали, не соответствовало правильным стандартам»
[1074].
Одно дело – расширять понятие стандартов, чтобы они отражали историческую справедливость, чего требовали феминистки и чернокожие. Совсем другое – предполагать, что все художественные работы равнозначны. Именно это и имела в виду Зонтаг своими провокациями эпохи 60-х. «Маленькое, мизерно маленькое содержание», – цитировала она Виллема де Кунинга в эссе «Против интерпретации». Подобные цитаты, кажется, были созданы для того, чтобы убедить ее переживать искусство более чувственно, как переживали его Ирэн и Пол. На самом деле Зонтаг никогда не верила в то, что содержания не существует: как и многих модернистов, включая Витгенштейна, ее интересовал философский переход от исследования того, что значат те или иные вещи (классическая задача критики), к исследованию того, как получилось так, что они это значат. Однако если популяризировать эту идею, то появляется риск предположения, что значение – это всего лишь искусственная конструкция, и язык, литература и искусство – всего лишь сумма предпочтений доминантной группы. В большей степени, чем марксизм или фрейдизм, постмодернизм являлся «местью интеллекта искусству», о чем Зонтаг писала в эссе «Против интерпретации».
В более поздние годы Зонтаг часто объясняла, почему демократизация «правильных стандартов» – это далеко не то же, что отмена этих стандартов.
«Я совершенно без сомнения, иронии и двусмысленности верна канону высокой культуры в литературе, музыке, сценическом и киноискусствах. Но мне, к примеру, нравится и поп-музыка. Мне кажется, что мы хотели понять, почему такая ситуация допустима или не допустима… и что такое плюрализм и разнообразие стандартов. Подчеркну, что я не собиралась устранить иерархию, не планировала все приравнять. В некотором смысле я была сторонником традиционной культурной иерархии, как любой консерватор в сфере культуры, но я не совсем так воспринимала иерархию… Вот пример: если мне нравится Достоевский, это совершенно не значит, что мне не должен нравиться и Брюс Спрингстин. Если, конечно, меня заставят выбирать между русской литературой и рок-энд-роллом, я, конечно, выберу русскую литературу. Но меня никто не заставляет выбирать»
[1075].
В 2002 году она связала постмодернизм и политическую бессодержательность в странной работе, сделанной в стиле ТВ выступления времен Рейгана:
«Когда на памятных мероприятиях в честь событий 11 сентября цитируют великие выступления Линкольна, то эти выступления в истинно постмодернистском смысле полностью теряют свое содержание. Слова Линкольна являются выражением благородства и величия духа. То, по поводу чего они являются великими, совершенно иррелевантно»
[1076].
Зонтаг отрицала культуру, в которой «Ван Гог и Уорхол» (Линкольн и Рейган) «воспринимаются равнозначно». Она писала: «То, что называется постмодернизмом, есть превращение всего в одно и то же» – «идеальная идеология для потребительского капитализма. Это идея накопления, подготовки людей для похода за покупками»
[1077].
