«Ни на одном из портретов она не была так явно похожа на куртизанку, как на этом. Не самое лестное изображение независимой женщины, выживающей в большом мире благодаря своему остроумию и талантам, другой женщиной, которая играет в ту же опасную игру. Портрет, конечно, беспардонный, но успешный. Художница знала, кого рисовала. Она наверняка была уверена в том, что Кавалер (влюбленный) и молодая женщина (тщеславно-невинная) увидят портрет иначе, чем увидят его другие, и узрят в нем лишь дань уважения ее всепокорящей красоте.
Среди большого числа ролей и персон, которые она считала, что может играть, особо приятно ей было изображать женщин, чья судьба была не такой счастливой, как у нее самой. Принцесс Ариадну и Медею, которые пожертвовали всем – прошлым, семьей, социальным положением – ради любовника-иностранца, который их потом предал. Она считала их не жертвами, а людьми, которые были чрезмерно экспрессивными, личностями поистине героическими по силе своих чувств, которые с безрассудной искренностью отдались одному чувству.
Она подумала о своих Отношениях, улучшила постановку и драматургию»
[1316].
Настоящей героиней оказывается Элеонора де Фонсека Пиментел – революционная писательница. Элеонора считает, что Эмма «не просто вульгарна и делает вид, что она больше, чем жизнь, но и коварная, вероломная и кровожадная». Это суждение отражает черты характера другого женского персонажа в романе, который, «пофонив» в начале, появляется только в самом последнем абзаце:
«Я [Элеонора] наговорила бы себе всяких глупостей по поводу того, как сложно быть женщиной. Это делают все, включая автора этой книги. Но я не могу простить тех, кто не думал лишь о своей славе и благосостоянии. Они думали, что они цивилизованные люди. Они были омерзительными. Пусть все они будут прокляты»
[1317].
БЛЕСК СЛАВЫ, НАСЛАЖДЕНИЕ ОТ БОГАТСТВА И ПРИОБРЕТЕНИЯ, ПОБЕДЫ ВОЕННЫЕ И НА СЕКСУАЛЬНОМ ФРОНТЕ ПРЕКРАСНО ОПИСАНЫ ЧЕЛОВЕКОМ, ИХ ВКУСИВШИМ.
Но настоящая героиня романа от них отказалась, и именно это в глазах Зонтаг отличает по-настоящему благородных. «Я знала, что такое власть, – говорит Элеонора. – Я видела, как управляют этим миром, но я этого не приняла».
В эссе о Канетти Зонтаг писала:
«Учитель в интернате, которому он сейчас «поклоняется» и который завоевал его верность необыкновенной кровожадностью во время посещения классом скотобойни. Учитель заставил Канетти посмотреть одну очень жестокую сцену, после чего писатель понял, что убийство животных «останется со мной навсегда».
Она цитировала его наблюдение о том, что «самый громкий отрывок в трудах Кафки говорит об этой вине по отношению к животным»
[1318]. И у Зонтаг нет лучше обличения в тщеславии и коварстве Эммы, Нельсона и Кавалера, а также мира, в котором они правят, как изображение ситуации с рабством животных. На одном из праздников во дворе фигурирует искусственный фонтан, на котором возлежит масса еды, включая живых существ. На еду с ножами в руках безжалостно набрасываются одичавшие граждане.
«В нос ударял запах крови и экскрементов перепуганных животных, в уши били звуки агонии убиваемых животных и вопли людей, падающих или сталкиваемых с горы»
[1319].
Однако жестокость не всегда может быть такой эффектной. У Кавалера есть обезьянка по кличке Джек. Обезьянка в коллекции «связана, сделано все, чтобы ей было удобно». Кавалер обращается с Джеком так, как Сьюзен обращается с теми, кто любил ее больше, – и наоборот. «Ему был нужен выдуманный протеже, шут, – пишет она, – и бедный Джек любил его настолько унизительно сильно, что не возражал». И потом он «начал добавлять в свое обращение с обезьянкой немного жестокости, малость лишений»
[1320]. Ни при одном дворе такое поведение не считалось зазорным. Но зверства не сходят с рук тем, кто их совершил, и «ужасное» трио получает по заслугам.
«ПУСТЬ ВСЕ ОНИ БУДУТ ПРОКЛЯТЫ» – ЭТО ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА В РОМАНЕ. НО ЭТО НЕ ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ЗОНТАГ.
Ее герои поистине омерзительны. При этом их можно искренне полюбить. Они расширяют внутренние границы, что она и делала. Они отвергают внешние ограничения, которые насаждают общество, политика, любовь и страсть, что делала и она сама. В этой борьбе герои, как и она, оказываются героями и монстрами одновременно.
В романе «Любовница вулкана» она сознательно избежала соблазна определить стороны или выбрать их окончательно и бесповоротно. В эту ловушку попала большая часть ее политических текстов, превратившихся в пропаганду. Вместо этого она тщательно рассматривает противоречащие друг другу мотивы героев, маленькие войны, совмещая энергетику своих ранних эссе с туманностью своих лучших рассказов. Новеллиста от памфлетиста отличает то, что у одного нет четких взглядов, а другой признает, что сложности и конфликты являются частью жизни людей.
Она применила этот взгляд к решению самого сложного вопроса – метафоры. Она ненавидела, когда говорят, что «дорога прямая, как струна». Ее «что-то во мне говорит, что надо и следует сказать «дорога прямая» неожиданно превратилось вот во что:
«Как ветер, как шторм, как пожар, как землетрясение, как грязевой оползень, как потоп, как падает дерево, как шумит поток, как ломается лед, как волна прилива, как кораблекрушение, как взрыв, как срыв крышки, как всепоглощающий огонь, как темнеет небо, как падает мост, как открывается дыра. Как извергается вулкан»
[1321].
Но сама природа мышления не означала принятие метафоры – лишь эстетический процесс превращения одного в другое. В романе много говорится о том, как люди расширяют и раздвигают свои эстетические взгляды, но как эти взгляды в себе ни развивай, это не сравнится с более брутальной реальностью природы, включая свою собственную.
«Кавалер считал себя, – нет, даже был, – посланником разума и внешнего приличия. (Ведь именно этому учит нас древнее искусство?) Это было не только доходное вложение и проявление жадной похоти коллекционера, но и мораль в этих камнях, этих обрывках, этих затемненных объектах из мрамора и серебра и стекла, образцах идеала и гармонии. Это была античность грубая, близкая к демонической, большей частью скрытая от ранних собирателей античных предметов. То, что он не находил в античности, то, что он не был готов видеть, он ценил в вулкане: странные дыры и пустоты, темные гроты, вершины и овраги, катаракты, ямы с камнями на дне, камни под камнями – мусор и насилие, опасность, отсутствие перфектности»
[1322].
