Через четыре с половиной месяца, 26 октября, Сьюзен снова оказалась в Белом доме. На этот раз ее пригласила Хиллари Клинтон в связи с выходом альбома Энни Лейбовиц «Женщины», состоявшим из фотографий женщин самых разных профессий. Выпуск альбома был идеей Зонтаг, и в своем предисловии она рассматривала излюбленные ей феномены наблюдения и того, как за кем наблюдают. «Мужчину в первую очередь видят. На женщину смотрят», – писала она. Она рассуждала на тему того, что женщин хвалят и осуждают за их красоту. «Одной из главных причин сохранения фотографий известных красавиц является возможность спустя много лет посмотреть, хорошо или плохо они переживают старение»
[1534]. Зонтаг вспоминает финальные кадры картины «Королева Кристина» и пишет о том, что пустота дивы является источником ее силы:
«Гарбо спросила режиссера Рубен Мамуляна, о чем ей думать во время съемок этого дубля. «Ни о чем, – ответил тот. – Не думай ни о чем. Пусть в голове будет пусто, а лицо ничего не выражает». В результате появились одни из самых эмоционально заряженных кадров во всей истории кино. Камера приближается и застывает в долгом близком плане, и зрителю ничего не остается, как наблюдать, как невыразимо красивое лицо героини с отсутствующим на нем выражением и сухими глазами охватывает отчаяние. Лицо-маска, на которую зритель может проецировать любые чувства, является высшим идеалом женщин, на которых смотрят»
[1535].
Самым последним портретом в альбоме стоит фотография Зонтаг. На фото она изображена с короткими седыми волосами, отросшими после лечения. На обложке фамилии Зонтаг и Лейбовиц напечатаны одинаковым размером шрифта. Размер шрифта и содержание эссе свидетельствовали о том, что Энни наконец добилась успеха на двух фронтах. Во-первых, она «избавилась от репутации фотографа, который заставляет людей раздеваться». Во-вторых, перешла в лигу серьезных художников, о чем свидетельствует соавторство Зонтаг. Сьюзен постоянно что-то советовала Энни. Иногда эти советы были совершенно излишними или даже слегка унизительными, как, например, когда во время круиза по Нилу Зонтаг постоянно просила посмотреть на пирамиды («Это было немного неловко», – говорил Говард Ходжкин). Иногда она выражала восхищение визуальным талантом Энни, как, например, когда впервые появилась в ее квартире. «У нее действительно потрясающий глаз!»
[1536] – воскликнула она тогда.
«Какой же я все-таки тиран, – думала иногда Марина. – Но он, кажется, не возражает. Он такой добрый, терпеливый, просто идеальный муж. Ведь в этом-то и есть настоящая свобода, настоящее наслаждение от брака, верно? В том, что ты имеешь полное право попросить человека видеть все таким, каким видишь ты. Точно так же, как видишь ты»
[1537].
И, как муж Марины, Энни делала все возможное, чтобы видеть все так, как видела Сьюзен.
«Мы ходили с ней в музей, она видела что-то, что ей нравилось, и заставляла встать в то место, где стояла она, чтобы увидеть именно то, что видела она. Нельзя было встать чуть левее или чуть правее. Надо было встать точно там, где до этого стояла она сама»
[1538].
«Она сказала мне, что я молодец, но могу быть еще лучше, – говорила Энни. – Благодаря ей я изменила свои цели и расширила их список. Благодаря ей я поехала в Руанду, в Сараево и начала относиться к ряду вещей гораздо серьезнее»
[1539].
«Она была очень, очень суровой. Ей было очень сложно угодить. Я пыталась ей угодить с тех пор, как мы познакомились, и мне это далеко не всегда удавалось. Она постоянно поднимала планку… Она была очень суровым критиком, но она также была моим величайшим почитателем, самым большим поклонником»
[1540].
Сьюзен с большим удовольствием выступала в защиту Энни и ее идей. Однажды благодаря вмешательству Сьюзен выбрали одну из самых запоминающихся журнальных обложек 1990-х. Энни попросили сфотографировать актрису Деми Мур на обложку августовского номера Vanity Fair 1991 года. Мур была на восьмом месяце беременности. Лейбович сфотографировала ее голой в профиль, в косметике и огромных бриллиантах. «Фотограф, который заставляет людей раздеваться», взялась за старое. Однако Тина Браун не хотела ставить фотографию на обложку. Ее смущало то, что изображение беременной женщины было слишком эротичным, а подобные фотографии не появлялись на обложках массовых и модных журналов. Сьюзен поговорила с Браун по телефону и убедила ее поставить фото на обложку. Порядка 100 млн человек увидели эту фотографию, а номер стал самым продаваемым за всю историю публикации издания
[1541].
После постановки диагноза во второй раз отношения Сьюзен и Энни улучшились. Энни могла заботиться о больной Сьюзен, а та могла помочь ей стать фотографом, чьи фотографии экспонируют в музеях. Каждая из женщин могла, как мать, заботиться о партнерше. Питер Перрон рассказывал: «Лейбовиц всегда старалась устроить на день рождения Сьюзен что-то особенное. Сьюзен становилась маленькой девочкой – кто-то помнил о ее дне рождении и заботился о ней»
[1542]. Приятель Энни Ллойд Зифф вспоминал о том, как Сьюзен читала отрывки из произведений Вирджинии Вулф в загородном доме Энни в Райнбек.
Сьюзен могла помочь Энни стать более уважаемой в кругах высококультурной публики, а Энни могла помочь Зонтаг стать более модной. Журнальные обложки, которые снимала Энни, видели миллионы людей, которые не только не читали Зонтаг, но и вообще никогда о ней не слышали. Несмотря на то что Сьюзен ненавидела современный культ знаменитостей, она понимала, что ей не повредит расширить круг своих потенциальных поклонников. Одному приятелю она сказала, что от Николь Стефани, которая перенесла автокатастрофу, она узнала, что «если ты выпадаешь из зоны общественного внимания, то полностью исчезаешь из нее»
[1543].
