Усатый не сводил взгляда с указательного пальца Сидора Щербакова, лежащего на спусковом крючке.
– Да убери ты свой карабин, а то еще пульнешь ненароком, подстрелишь кого-нибудь.
– Не бойся, не пульну, – довольно громко сказал Сидор.
Усатый взглянул на часы, приложил их к уху – не остановились ли на таком морозе. А затем приказал своему напарнику:
– Давай, Николай, переводи стрелку.
– Не тронь стрелку! – грозно выкрикнул Щербаков.
– Переводи, переводи, что ты слушаешь какого-то стрелочника? Полковник приказал, мы должны выполнить.
«Сперва генерал был», – припомнил Сидор.
– Не знаю я вашего полковника и знать не хочу, – стрелочник, не выдержав, оттолкнул молодого военного и встал, прикрывая собой рычаг стрелки.
«Вот влип! Куда же Буран подевался?»
– Отвали, ублюдок! – передернув затвор «Калашникова» и широко расставив ноги, повел стволом из стороны в сторону Николай.
– Не балуйте, мужики, не балуйте, я вас официально предупреждаю.
– Официально, – передразнил Николай.
– Да пошел ты… – Усатый схватил Сидора за плечо и повалил в снег.
Карабин, хоть Щербаков и держал его крепко, отлетел в сторону, воткнувшись стволом в снег. Сидор со спины перевернулся на грудь и потянулся к оружию. Он уже почти коснулся ремня пальцами, и в это время нервы молодого военного не выдержали. Прозвучала короткая очередь. Морозный воздух раскололся от грохота выстрелов Сидор дернулся и замер. На белом снегу проявились пятна крови.
– Ну и правильно сделал, – сказал Усатый Николаю, навалившись на рычаг стрелки.
Заскрежетал металл, и стрелка была переведена. Молодой чуть испуганно огляделся по сторонам.
– Полковник сказал, чтобы никто нас не видел, – словно оправдываясь, пробормотал он, подув на озябшие руки. Затем подошел к стрелочнику и, наклонившись, столкнул, как ему показалось, безжизненное тело несговорчивого стрелочника в кювет. Шапка Сидора отлетела в сторону, он провалился в глубокий сугроб. Только ноги торчали из снега.
– Поспешил ты скинуть-то его…
– А ты не уверен, что я его наповал?.. – спросил молодой, обращаясь к Усатому.
– Хочешь, слазь – проверь. Если и жив, то через полчаса на таком морозе окоченеет к едреней матери.
Николаю, ясное дело, не хотелось лезть в кювет, где снега навалило по грудь. Военные еще постояли несколько секунд, затем Усатый вытащил рацию и доложил Полковнику о том, что произошло на стрелке. Тот не стал вникать в детали, только сказал коротко:
– Выезжаем.
Усатый осмотрелся и тут же выругался.
– Ты чего? – спросил Николай.
– Посмотри.
– Хрень, однако.
Николай сдвинул на затылок ушанку и уставился на мачту семафора. Та горела красным сигналом.
– Вот блин, – недовольно поморщился он, – этого-то мы и не учли. Я думал, тут автоматики нет, раз стрелки вручную переводят.
Усатый вскинул автомат и выпустил короткую очередь по семафору, но промахнулся. Пули ушли в сторону.
– Кто же очередями прицельно стреляет! – усмехнулся Николай, желая показать свою меткость.
Он откинул приклад у короткого десантного автомата, упер его в плечо и долго целился. Наконец прозвучал короткий, как предсмертный крик, выстрел. Посыпалось разбитое стекло, семафор погас.
– Вот так-то, – сказал Николай, Подул на озябшие на морозе руки и натянул перчатки. Усатый опять посмотрел на часы.
– Через десять минут литерный будет здесь. Пошли, Полковник сказал выдвигаться.
Они, торопясь, пересекли железнодорожную колею и побежали по запасному пути. Перед засыпанными снегом составами свернули. Мужчины спешили взобраться на горку. Если литерный на полном ходу врежется в состав с лесом, то щепки полетят – будь здоров. Поэтому военные и спешили оказаться в безопасном месте.
За спешкой ни Николай, ни Усатый не увидели, как огромный лохматый пес гигантскими скачками несся по откосу к развилке. Взобравшись на полотно, Буран вскинул голову и осмотрелся. Втянул воздух.
Странный, почти человеческий хрип вырвался из его глотки. Шерсть на загривке поднялась дыбом, он учуял запах крови, пасть оскалилась. Блеснули крепкие желтоватые клыки. Пес было помчался по следу двух мужчин, но тут же остановился, поджал хвост и опрометью бросился назад, нырнул в кювет.
Не мешкая, он принялся лапами разрывать снег, а затем, добравшись до своего хозяина, лизнул его в лоб и, схватив зубами за воротник, что было силы потянул. Сидор перевернулся, негромко застонав. Пес лизал его лицо. Глаза Сидора открылись. Он увидел над собой голубое небо, прищурился от яркого света и облизнул покрытые кристалликами льда губы.
– Стрелка.., стрелка… – выдавил он из себя, пытаясь ползти.
Снег осыпался, Буран как мог помогал своему хозяину. Превозмогая боль, Сидор сумел-таки выбраться на откос и замер, ухватившись руками за промерзшие на морозе рельсы. Он приподнял голову и посмотрел вслед быстро удаляющимся людям в военной форме. Только сейчас Щербаков вспомнил о карабине. Но тут же потерял сознание, пальцы разжались, и стрелочник съехал с откоса, пачкая снег кровью.
Буран еще раз попытался перевернуть хозяина на спину, но тот уже не шевелился. Пес жалобно заскулил, затем зарычал, присел и взглянул на безжизненное тело хозяина. Он безошибочно почуял запах смерти. Глаза зло сузились, налились кровью, и Буран бросился вдогонку за удаляющимися мужчинами в камуфляже.
Пес мчался бесшумно. Ему еще никогда не доводилось бежать так быстро, казалось, он не касается земли лапами, казалось, он летит над снегом, распластавшись в стремительном полете.
Николай чуть поотстал, сигарета погасла, и он, прикрыв ладонью огонек зажигалки от ветра, пытался ее получше раскурить.
Пятнадцать шагов, десять.., пять…
Буран, оттолкнувшись, высоко взлетел в воздух и всеми своими семьюдесятью килограммами обрушился на убийцу хозяина. Николай даже не успел вскрикнуть, не успел прикрыть лицо руками.
Он внезапно увидел перед собой оскаленную пасть, красный сухой язык, сверкающие злобой глаза. Мощные челюсти сомкнулись на его горле. Военного не спасли ни сложенный вдвое шарф, ни поднятый воротник бушлата, ни толстый свитер. Буран буквально разорвал горло одному из убийц.
Судороги еще сотрясали тело Николая, а Буран уже привстал на передние лапы и поднял голову. Его оскаленная пасть перепачкалась кровью, сочилась пеной, глаза, полные бешенства, горели, как уголья.
Усатый услышал какую-то возню и оглянулся. То, что он увидел, потрясло его и заставило окаменеть. Он увидел, как пес срывается с места и мчится к нему. Его спасло то, что автомат висел на груди. Если бы за спиной – ни за что не успел бы он выстрелить, и его постигла бы участь Николая.
