Все собрались за столом в кунге, глаза людей горели огнем.
– Деньги! Сейчас будем делить деньги!
– Это нужно отметить, – произнес Полковник и кивнул Усатому. – Пошли в кабину, принесем пиво. Что-нибудь покрепче попьем позже, когда выберемся отсюда в безопасное место.
– Да, шампанское с бабами пить сподручнее.
– Шампанское – не мужской напиток. Усатый пожал плечами. Пить и впрямь хотелось. Если пойти с Полковником, можно выпить лишнюю жестянку пива, а можно послать и кого-нибудь помоложе.
– Бушлат накинь, – посоветовал Полковник, – холодно.
– Не замерзну, недолго.
– Все равно надень.
Вскоре они вдвоем оказались на снегу. Полковник пристально посмотрел в глаза Усатому:
– А теперь ничему не удивляйся.
Он вынул из-за пазухи картонный цилиндр шашки со слезоточивым газом, дернул матерчатую петлю и тут же, зашвырнув шашку внутрь кунга, захлопнул дверь, моментально вставил в петли предназначавшийся для навесного замка толстый болт и за полсекунды движением фокусника навинтил на него гайку. Затем махнул рукой:
– Побежали!
Усатый, еще не сообразив, в чем дело, бросился следом за Полковником. Он лихорадочно соображал, что происходит, и инстинктивно понял «Да, зря я оставил свой автомат в кунге».
Послышались крики. Дымовая шашка упала прямо на стол. Шофер КамАЗа хотел схватить ее, но тут же обжег руку. Дым быстро наполнял тесное помещение, ел глаза, заставлял кашлять. Переворачивая стулья, люди спешили выбраться наружу. Но у дверей движение остановилось.
– Заперты!
– Сука!
Раздались выстрелы, вспоровшие обивку кунга.
– Стой здесь! – приказал Полковник, сам распахнул дверцу кабины, вскочил за руль и завел двигатель. Он включил пониженную передачу, схватил со своего места сумку с картой, с вещами.
– Где же…?
Порывшись в сумке, достал аккуратно обстроганную палочку и подпер ею педаль газа. КамАЗ медленно двинулся к полынье. Усатый стоял, открыв рот, тяжело дыша. Он даже не заметил, как Полковник выпрыгнул на ходу из машины, упав лицом в снег. Слышались выстрелы, ругательства. Дверь, запертая толстым, болтом, от мощных ударов сотрясалась.
В последний момент, когда до первого пропила КамАЗу оставалось метров пятнадцать, кто-то догадался завести мотопилу. Захлебываясь, чихал бензиновый движок.
Мужчина с пилой вслепую взмахнул агрегатом, поднимая бешено вращающуюся цепь. В дыму он не заметил, как задел стоявшего рядом с ним шофера КамАЗа. Брызнула кровь, послышался хруст. Рука парня с новым обручальным кольцом, подхваченная цепью, отлетела на нары.
Зубья цепи впились в дюраль обшивки. Пиливший не обращал внимания ни на крики шофера, ни на панику, царившую в кунге. Он навалился животом на бензопилу, моля Бога лишь о том, чтобы не заглох мотор.
– Пили! Пили!
Разбрасывая белые хлопья пенопласта, полотно вышло наружу. Зубья задели за клепочный шов, цепь замерла, мотор заглох.
– Черт!
– Это конец…
Правая рука Усатого поднялась, и он перекрестился. Передние колеса КамАЗа въехали на распиленный лед. Машина тяжело ухнула, проваливаясь передком. Вода хлынула на снег, ледяные глыбы, треща, ломались, всплывали в полынье.
На несколько секунд КамАЗ замер, выбрасывая из-под задних скатов снежные фонтаны. Протекторы добрались до льда и скользили. Затем машина качнулась, задние мосты повисли в воздухе, кабина по самое стекло оказалась в воде. Но двигатель работал, труба воздухозаборника все еще находилась вверху. Медленно, как в страшном сне, машина скользила, уходя под воду.
Усатый даже не успел понять, чье именно лицо показалось в маленьком, только голову просунуть, стекле кунга. Да и не мудрено было не узнать: гримаса страха, слезящиеся глаза, нос, расплюснутый о стекло. Затем послышался выстрел, стекло разлетелось, и мужчина, задыхавшийся в дыму, высунул голову наружу. Он успел еще схватить глоток воздуха, как задние колеса соскользнули с ровно опиленной кромки льда, и машина с шумом упала в воду, скребя задней стенкой кунга по острой кромке Льда.
Шшшшш..!
Голову отрезало, будто ножницами: высоко подскочив, она звонко ударилась о лед, подпрыгнула и улетела в воду. КамАЗ на секунду исчез, затем, благодаря воздуху, сохранившемуся в кунге, с шумом, разбрасывая льдины, всплыл, завалившись на бок, и вновь, пуская пузыри, медленно исчез в черной ледяной воде.
Глаза Усатого округлились, он даже забыл, что нужно дышать. Зубы выбивали мелкую дробь. Он крепко сжал кулаки и боялся двинуться с места. Усатый стоял один на льду озера. Сколько хватал взгляд – ни человеческого жилья, ни даже признаков жизни.
– Во бля…
И тут совсем неподалеку от него, словно черт, выскакивающий из табакерки, из снега поднялся Полковник, отряхнулся. И это появление произвело на Усатого куда большее впечатление, чем исчезновение КамАЗа с людьми подо льдом озера.
Наверное, в кунге еще кто-нибудь был жив, ловил ртом остатки наполненного слезоточивым газом воздуха, скопившегося под самым потолком, а Полковник, улыбаясь, подошел к Усатому и хлопнул его по плечу.
Усатый моргнул, хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле.
– Я обещал пива, – весело произнес Полковник, – на, держи, – и он протянул поллитровую жестянку датского пива с изображенным на черном фоне белым медведем.
– О.., о.., о-ни… – проговорил Усатый ненатурально высоким голосом и показал пальцем в ледяное крошево, чуть покачивавшееся от поднимавшихся со дна пузырей. Ему мерещилась в полынье отрезанная голова.
– Что?
– Онииии?
– Да, они, – спокойно согласился Полковник.
– Зачем?
– На двоих делить легче, чем на десятерых. Да и Николаю обидно будет попасть на тот свет без хорошей компании.
– Зачем? – повторил Усатый.
– Да успокойся ты, выпей пивка.
Полковник, понимая, что обезумевший Усатый сам не откроет жестянку, рванул за колечко и прямо-таки заставил своего подручного сделать несколько глотков.
– Ты подумай, на два делить куда легче. Да и свидетелей меньше.
Усатый потряс головой, отказываясь верить в то, что произошло.
– Ыыы…
– Чего испугался? Ты же жив, – расхохотался Полковник, несильно толкая в грудь Усатого. – Да ты и не знал никого из этих людей раньше, какая разница, живы они или… – говоривший перевел взгляд на ледяное крошево, – или утонули.
– А я? Почему я остался?
– Не задавай глупых вопросов, – подбодрил его Полковник, – раз остался, значит нужен мне.
