– Хочешь спросить о чем-то. Майор? Так спрашивай, не стесняйся.
– Сколько я получу?
– Мы же с тобой договорились.
– Я хочу еще раз услышать.
– Если все пройдет хорошо, если все закончится благополучно, ты получишь пятьдесят штук.
– Понял.
Майор поднялся с какой-то странной улыбкой, контрастирующей с решительным выражением его лица. Не очень-то подходила эта улыбка и к выражению его глаз. Майор явно не верил, что можно вот так, слетав куда-то на неделю, получить такие огромные деньги, пусть даже и за преступление.
– Я не выдумываю. Ты получишь эти деньги. А теперь ступай, мне еще надо поработать.
Майор покинул квартиру Скобелева.
Александр Михайлович расхаживал по комнате, подходя то к одному окну, то к другому, отодвигая шторы, выглядывая на улицу. На его бледно-желтом лице застыла маска легкого презрения ко всему миру. Глаза поблескивали, выдавая работу мысли. Крепкие пальцы время от времени подрагивали. Бывший полковник стучал ногтями о край подоконника, отбивая такты марша Шопена.
«Ты труп, усатый Майор, труп. Хотя сам ты еще об этом не знаешь. Все вы будете трупами. Только Скобелев останется в живых. Только он один и больше никого».
Ровно через полтора часа в дверь вновь позвонили, и на пороге появился коренастый мужчина с двухдневной щетиной на лице. Когда мужчина снял кепку и вытер вспотевший лоб, Скобелев предложил ему сесть. Что-что, а выдерживать паузу Александр Михайлович умел. Гость опустился на диван, пружины заскрипели и полковник прикинул, что его посетитель весит никак не, меньше ста пятнадцати килограммов. Действительно, мужчина был крепок, напоминал собой медведя. Только глубокие залысины светлели на его загорелом обветренном лице.
– В чем заключается моя работа?
– Ты и еще один человек должны будете встретить меня с грузом. На машине.
– Какой груз? Сколько?
– Этого я еще не знаю. Но машина должна быть вместительная.
– А вес груза?
– Рассчитывай на полторы тонны.
Мужчина сузил глаза, потер щеку и присвистнул.
– Тонны полторы?
– А ты что, рассчитывал на легковой перевезти?
– В общем-то, да.
– Нет, не пойдет, нужна большая машина.
– Микроавтобус подойдет?
– Нет, не подойдет, – коротко бросил полковник. – Должна быть бортовая машина. Габариты пока неизвестны. Номера могут быть любые.
– А накладные на груз?
– Вот накладные, – полковник вытащил из кармана пачку долларов. – Думаю, с такими накладными можно проехать от Владивостока до Москвы и обратно.
Гость повернул голову, пристально посмотрел на пачку денег и согласно закивал. Этот мужчина был вообще неразговорчивым субъектом, а когда говорил, то редкие слова вылетали из его горла, как испуганные вороны из крон кладбищенских деревьев.
– Хорошо, будь по-твоему, – перейдя на «ты», бросил мужчина. – Когда нужна машина?
– Она все время должна стоять наготове.
– Мне ее еще надо достать.
– Это твои проблемы.
– Хорошо, – пробурчал гость, сунув руку за пазуху.
От этого его движения полковник Скобелев немного поежился.
«Не дай Бог выхватит сейчас пушку, выстрелит мне в грудь или в голову, заберет деньги и с концами. И тогда моим планам не суждено будет сбыться. Мало того, что должен опасаться бывших коллег, так еще и свои могут убить». – От этой мысли глаза бывшего полковника вспыхнули еще ярче,; как два горящих угля.
– Так ты понял меня, Руслан?
– Понял, – мужчина поднялся и протянул широкую ладонь.
Скобелев догадался, чего хочет гость. Пачка долларов перекочевала из кармана твидового пиджака Александра Михайловича на широкую темную ладонь гостя и мгновенно исчезла в бездонном кармане.
– Ты зачем с собой пушку все время таскаешь? – поинтересовался полковник Скобелев, сжимая в своем кармане рукоять пистолета.
– На всякий случай.
– Какой еще случай? Ты мне это брось, Руслан. Все должно быть точно. Не дай Бог тебя прихватят прежде времени! Тогда плакали твои денежки.
– Руслана прихватят… – выдохнул мужчина и улыбнулся не менее жуткой улыбкой, чем оскал полковника Скобелева. – Не родился еще тот мент, который меня прихватит. В гробу я их всех видал.
– Ладно, не зарекайся. Ступай.
– Жду звонка, – покидая квартиру, пробурчал вечно недовольный Руслан.
Он вышел, держа кепку в руке – так, словно бы это была смятая ненужная газета.
Полковник через минуту раздвинул планки жалюзи и выглянул на улицу. Коренастый Руслан подошел к джипу, рванул на себя дверь, легко взобрался в машину и та, выпустив струю дыма, сорвалась с места, визжа протекторами по темному от талого снега асфальту.
– Придурок! – прошептал полковник Скобелев. – Но ничего не поделаешь, и с такими ублюдками придется иметь дело. Правда, и его век недолог.
Полковник вошел в маленькую кухню, открыл холодильник, вытащил палку сырокопченой колбасы и большим ножом быстро отрезал себе несколько широких кусков. Затем взял хлеб и, накалывая куски колбасы на острие ножа, принялся есть, щуря чуть слезящиеся глаза. Скобелев стоял, чуть ссутулившись, буквально нависая над столом и смотрел в окно на спешащих, занятых своими делами жителей столицы.
«Уроды! Уроды! Куда-то бегут, куда-то торопятся, целуются, плачут, расстаются… И знать не знают, что может произойти, и думать не думают, что сейчас на них смотрит сквозь стекло человек, в чьих руках скоро окажется их жизнь. Боже, какие они беспечные! Радуются снегу, солнцу, радуются жратве, деньгам. Мужики радуются женщинам, женщины – украшениям, обновкам, цветам, духам. И не думают, не подозревают, что над ними стоит Александр Скобелев и держит их, как кукловод за ниточки в своих руках. Стоит ему пошевелить пальцами, как вес придет в движение. И сильные мужчины, и слабые женщины, и заплаканные дети будут прятаться, молить Бога о спасении. Как все просто! Они надеются на власть, на милицию, на ФСБ, на армию, надеются, что все эти структуры смогут их защитить. Им и в голову не приходит, что я способен спровоцировать бедствие, от которого защиты нет. Вихрь, ураган, тайфун. Ветер смерти страшным, жутким смерчем закружит их, подхватывая легко, как песчинки, бросая и разбивая, превращая в пыль, в грязь, в ничто. Боже, какие они все беспечные и самонадеянные!»
Полковник дожевал ломоть колбасы, крепко сжал рукоять ножа и с силой вогнал его в разделочную доску. Нож еще долго торчал, вибрируя, черная ручка напоминала перевернутый метроном.
«Ладно, не время предаваться мечтам, надо думать, высчитывать, надо спешить на встречу».
