Среди публики преобладают капитаны нового бизнеса, «новые северокорейцы», в основном мужчины 40–50 лет с характерным плотным телосложением, очень похожие на китайских мелких и средних бизнесменов – с той лишь разницей, что это корейцы. Сопровождают их женщины примерно такого же возраста, одеждой и прической похожие на китайских матрон из умеренно богатых семей. Культурное влияние китайской буржуазии на буржуазию северокорейскую неизбежно, ведь почти все сделки частный бизнес КНДР заключает либо с Китаем, либо при его посредничестве. Понятно, что цены в «Третьей тэдонской» высоки – 5–10 долларов на человека – и ее посещение пока по карману только представителям северокорейской буржуазии (и связанным с ними бюрократам). По соседству работает несколько новых кафе: примерно с 2010 года кофе постепенно распространяется по стране, превращаясь в любимый напиток элиты. Стоит одна чашка в хорошем кафе примерно 4000–5000 северокорейских вон, то есть 50–60 американских центов.
Впрочем, это только начало. Со временем, можно полагать, подобные заведения станут более доступными. Если траектория, по которой при Ким Чен Ыне движется страна, не изменится в обозримом будущем (что, увы, вполне может случиться), то лет через 10–15 в такое кафе или пивной ресторан сможет прийти и обычный человек.
Глава 10
Дела житейские
Связь: начало новой эпохи?
Связь и коммуникации долгое время были для Северной Кореи серьезной проблемой. В конце 1940-х годов страна унаследовала японскую сеть связи, достаточно развитую по тогдашним меркам, и довольно долгое время опиралась на нее. Развитие системы коммуникаций шло очень медленно даже в лучшие времена, однако парадоксальным образом ситуация стала быстро улучшаться после 2010 года. Система связи в КНДР по-прежнему оставляет желать лучшего, но она, безусловно, растет и совершенствуется, что впечатляет после многих десятилетий почти полного застоя.
До начала нулевых в КНДР домашний телефон был редчайшей привилегией: аппарат даже в крупных городах имели дома только чиновники высокого уровня, а большинство телефонных звонков даже личного характера делалось тогда с работы или на работу. Кроме того, до середины 1990-х годов автоматические телефонные станции (АТС), которые существовали в советских городах с незапамятных времен, имелись только в Пхеньяне и нескольких самых крупных городах, а в остальных городах и поселках связь осуществлялась через ручной коммутатор, то есть через «телефонную барышню» (мы говорим, напоминаю, о временах, когда в России уже начиналось массовое распространение сотовых телефонов и интернета).
Однако после 2000 года ситуация радикальным образом изменилась, причем перемены эти происходили очень быстро. Изменения были очевидны из бесед с северокорейцами: в конце 1990-х телефон считался признаком очень высокого статуса, о котором рядовой житель не мог и мечтать, а к 2010 году наличие телефона дома стало восприниматься как нечто обычное. Не раз и не два мне приходилось слышать о том, что, дескать, «у любого человека, занятого торговлей, должен быть дома телефон». Это, конечно, так, но в 2000 году такого бы не сказал никто: в те, совсем недавние, времена казалось очевидным, что скромная торговка сушеной рыбой никак не может рассчитывать на доступ к устройству, место которому только в доме начальника местного управления госбезопасности. Статистика, которую собирает Международный союз электросвязи, вполне подтверждает эти наблюдения: за период с 2000 по 2007 год количество телефонных линий в КНДР увеличилось в два с половиной раза. Если учесть, что, как мы увидим дальше, именно в это время распространились спаренные телефонные номера, то с точки зрения потребителя этот рывок был еще более впечатляющим. Наконец, сразу после 2000 года в страну ввезли большое количество дешевых, но вполне годных для работы китайских АТС, и телефонистки ушли в прошлое вместе с ручными коммутаторами.
Меня всегда удивляло, что этот рывок остался в целом незамеченным. Возможно, тут дело в склонности СМИ передавать о Северной Корее только плохие новости, а возможно, и в том, что внимание прессы было отвлечено успехами в распространении сотовой связи, которыми было отмечено начало 2010-х. Понятно, что с точки зрения обывателя (и журналиста) сотовая связь выглядела куда привлекательнее старых добрых проводных телефонов и, соответственно, оттянула на себя все внимание. Тем не менее для большинства корейцев в первые годы нового столетия главным было именно массовое распространение традиционной телефонии.
Как легко догадаться, установка домашних телефонов теперь осуществляется на коммерческой основе. Около 2005–2010 годов она обходилась в сумму, эквивалентную 200–350 долларам, но сейчас цены снизились в несколько раз. В Пхеньяне, например, в 2016 году стандартная плата за установку домашнего телефона на коммерческой основе составляла 50 долларов, а его эксплуатация обходилась в 1–2 доллара в месяц. Интересная особенность северокорейской стационарной телефонной сети – наличие большого количества спаренных телефонов, которые когда-то, в 1960-е и 1970-е, были обычным явлением и в СССР. При такой схеме установки к одной линии подключаются два аппарата, стоящие в соседних квартирах или домах. Конечно, это означает, что пользоваться линией, когда по ней говорят соседи, нельзя, но в целом подобный подход позволяет как сэкономить деньги, так и ускорить телефонизацию.
Общественные таксофоны в КНДР начали устанавливать довольно поздно, только в 1980-е годы. Расположены они всего в нескольких крупных городах, и их очень немного, а при необходимости позвонить в другой город северокорейцы обычно обращаются в почтовое отделение, где есть междугородная связь (в последние годы в связи с распространением сотовой связи эта практика начинает исчезать). Интересная особенность КНДР – отсутствие телефонных справочников. Телефонные книги там, разумеется, есть, но они являются секретными документами, ибо содержат ту информацию о структуре государственных учреждений КНДР, которая считается секретной (а уж по плотности секретов на квадратный километр с Северной Кореей мало какие державы могут сравниться). Надо признать, что за телефонными справочниками действительно охотятся и разведки тех стран, которые всерьез интересуются КНДР, и занимающиеся этой страной «штатские» исследователи. Есть, однако, в Северной Корее номера телефонов, известные всем. Для связи с полицией надо набрать 110, для получения неотложной медицинской помощи – 113, а для вызова пожарных – 119.
Мобильная связь в КНДР появилась летом 2002 года. Первоначально доступ к ней имели только высокопоставленные чиновники и силовики, но в конечном счете мобильные телефоны разрешили приобретать всем, кто мог заплатить около 1000 евро за телефон и вступительный абонентский взнос. Такие люди нашлись, так что к концу 2002 года в Пхеньяне насчитывалось около 3000 абонентов мобильной связи, а к началу 2004 года число абонентов сотовой сети достигло 30 000. Однако в 2004 году все мобильные телефоны частных лиц были конфискованы властями (на протяжении последующих лет в стране продолжало работать только около 400–500 сотовых телефонов, которые принадлежали высшим чиновникам). Причины введения внезапного запрета на сотовые телефоны не ясны, хотя поговаривают, что запрет был как-то связан с мощным взрывом, случившимся на станции Рёнчхон в апреле 2004 года. Официально утверждалось, что взрыв произошел в результате несчастного случая, но с самого начала ходили упорные слухи о том, что это было покушение: действительно, за несколько часов до инцидента через станцию проследовал личный поезд Полководца Ким Чен Ира. Согласно слухам, взрывное устройство было активировано с помощью мобильного телефона.
