Однако наступили лихие 1990-е, и от политики ограничения рождаемости пришлось отказаться. Отчасти это было вызвано стремлением компенсировать потери, нанесенные голодом 1996–1999 годов, когда умерло около полумиллиона человек, но в основном – беспокойством по поводу того, что рождаемость в стране упала ниже «уровня простого воспроизводства», то есть того уровня, который гарантирует стабильную численность населения (уровень этот составляет примерно 2,1 рождений на женщину). Случилась эта неприятность на Севере в конце 1990-х, то есть примерно на десять лет позже, чем на Юге, и сейчас общий коэффициент плодовитости в КНДР составляет 1,9 рождений на женщину. Это все еще ниже «уровня простого воспроизводства».
Так что сейчас северокорейское руководство – за многодетные семьи (опять). Правда, возможностей оказывать таким семья материальную поддержку пока особо нет, так что все ограничивается, скорее, словесным поощрением. Впрочем, мировой опыт (включая и опыт Южной Кореи) показал, что и возможность оказывать многодетным материальную поддержку на практике значит довольно мало: в чем бы доверчивую публику ни уверяли политики, даже самые щедрые вложения в социальную сферу обычно не приводят к резкому увеличению рождаемости.
Опять-таки, возврат к поощрению рождаемости в КНДР во многом напоминал то, что примерно в те же годы происходило в Южной Корее, где в 1990-е низкая, ниже уровня простого воспроизводства, рождаемость тоже стала восприниматься как серьезная политическая и социальная проблема. При всех различиях Севера и Юга они нередко сталкивались с похожими проблемами и реагировали на них одинаково.
Глава 12
Корейцы за границей, иностранцы в Корее
Международные отношения
13 декабря 2002 года в столице Вьетнама Ханое состоялся роскошный свадебный банкет, куда пришла почти тысяча гостей. Жених и невеста не были кинозвездами или детьми какого-нибудь большого начальника (впрочем, жених был начальником сам). Были они немолоды: им обоим было за 50. Однако это событие стало действительно необычным: в 2002 году в Ханое был заключен первый за многие десятилетия официально одобренный брак между гражданином Северной Кореи и иностранцем.
Ли Ён-хи познакомилась со своим будущим мужем, вьетнамцем Фам Нгок Канем, в 1971 году, когда тот учился в Северной Корее. Это была любовь с первого взгляда, и, собираясь домой, он пообещал жениться на ней. Тогда это казалось невозможным. Действительно, в немногих странах правительство относилось к смешанным бракам так плохо, как в Северной Корее в 1960–1980-х годах.
Начиная с 1960-х годов северокорейские идеологи отбросили принятое в советской историографии сталинское определение нации, которое вовсе не упоминало расового и биологического единства, а гласило, что нация формируется на базе «общности языка, территории, экономической жизни и психического склада». В КНДР в качестве одного из признаков нации стали выделять «кровь», а со временем сделали ее едва ли не важнейшим из всех признаков нации. В 1985 году, например, Ким Чен Ир сказал, что «именно общность крови и языка является самым важным признаком, определяющим нацию», а в 1998 году подчеркнул: «Корейская нация – однородная нация, унаследовавшая одну кровь и живущая на одной территории, говоря на одном языке на протяжении тысячелетий». Понятно, что такое отношение к нации означает весьма негативное восприятие смешанных браков. При этом в целом официальную северокорейскую идеологию нельзя назвать расистской. Хотя о замечательных достоинствах корейской нации в Пхеньяне говорят много, эти достоинства не приписывают биологическому превосходству корейцев.
Общаясь с северокорейцами в неофициальной обстановке, я также не мог не отметить, что среди них распространено негативное отношение к межрасовым бракам: принято считать, что потомство от таких браков получается не совсем полноценным. Речь идет не об умственной отсталости, а скорее, о проблемах со здоровьем, которые, как верят северокорейские тетушки, могут проявиться и через несколько поколений. При этом некоторое количество людей «смешанной крови» в КНДР есть, и, насколько я могу судить, они не подвергаются сколь-либо заметной дискриминации. Однако при этом считается, что для всех рас и наций лучше, если они, будучи в принципе равными, воздержатся от смешивания своей «крови» половым путем, – и уж точно такое поведение считается правильным для корейцев. Считать данную позицию расизмом довольно сложно, хотя некоторые элементы дискриминации в ней и присутствуют. Представляется, что полуофициальная, полународная северокорейская позиция по расовому вопросу – не декларированная, а подразумеваемая – может быть описана как «политика апартеида» в изначальном смысле этого слова, то есть примерно так, как апартеид описывали его создатели и апологеты (они ведь не о дискриминации говорили, а об отдельном развитии рас и, так сказать, их «сопроцветании»). Подразумевается, что каждый народ хорош по-своему и всем им надо жить дружно, но при этом разные расы и нации должны жить отдельно друг от друга, физически не смешиваться и дружить на некотором расстоянии. В этой связи можно вспомнить, как в мае 2014 года северокорейское агентство ЦТАК опубликовало выступление «сталевара Ким Хёка», который, выражая от имени всего северокорейского народа возмущение действиями президента Обамы, специально подчеркнул, что среди всего прочего американский президент является полукровкой – обстоятельство, которое, как подразумевалось из всего контекста, его явно не красило.
В 2006 году вопрос о смешанных браках неожиданно возник на переговорах между представителями вооруженных сил Севера и Юга. Во время этих переговоров северокорейский генерал попенял южному на то, что в Южной Корее появилось много детей от смешанных браков из-за ввоза в Южную Корею иностранных жен из Вьетнама и стран Юго-Восточной Азии. Южнокорейский генерал ответил в том духе, что расово чуждая кровь – лишь «капля туши в чистых водах реки Ханган» (из чего, между прочим, видно, что и южнокорейский вояка, подобно вояке северокорейскому, такие расово неправильные браки в глубине души не одобрял). Северянин в ответ заметил, что даже каплей иностранной крови Ханган портить нельзя.
27 апреля 2006 года «Нодон синмун», главная газета страны, поместила у себя статью, в которой северокорейский журналист Чхве Мун-иль высказал свои взгляды по проблеме межрасовых сексуальных отношений и их гибельных последствий. Имеет смысл привести выдержки из этой пространной статьи, так как подобные публикации появляются в корейской печати довольно регулярно.
С недавних пор в Южной Корее развернулись циничные игрища, которые направлены на создание «многонационального, многорасового общества», которые направлены на разрушение той сущности, которая делает нас корейским народом. Те, кто распространяет эти провокационные разговоры, говорят о «превращении Южной Кореи в страну смешанных рас», в которую будет примешана кровь американцев и представителей других рас. [Они говорят] о «преодолении замкнутого национализма», о превращении Южной Кореи в «открытое многонациональное общество», подобное США.
Даже сами такие слова – нож по сердцу нации, но еще хуже то, что антинародная политика «многонационального многорасового общества» уже вышла из стадии обсуждения. В учебники средних и начальных школ, которые до настоящего времени подчеркивали, что корейцы – это «потомки [божественного прародителя] Тангуна», «люди одной крови», «нация Хан», с 2009 года будут включены утверждения о «многонациональном многорасовом обществе», и термины «семья, созданная в результате брака с иностранцем» и «семья иностранных рабочих» будут заменены на «мультикультурная семья».
