– Вы ведь тоже подвергаетесь большой опасности?
– Не то чтобы очень большой. Мое подразделение делает фальшивые документы. Я связан с несколькими подпольщиками – великими по этой части мастерами. Думаю, после войны им стоит записаться в фальшивомонетчики. Гигантское состояние себе сколотят, – пошутил дядя Бен.
Деревянное колесо велосипеда Михиля тарахтело так, что разговаривать было трудно. К тому же в этом месте им надо было свернуть направо, на песчаную дорогу, вернее, на проселок, вдоль которого шла велосипедная дорожка с чуть более твердым покрытием. Здесь они уже не могли ехать рядом. Поскольку Михиль знал путь, он держался впереди.
Фермер ван де Бос был готов продать дяде Бену полмешка пшеницы за вполне божескую цену – по 20 центов за килограмм. Фермеры Велюве во время войны не наживались на чужом горе. Строго говоря, продавать зерно было делом противозаконным – весь урожай полагалось сдавать в подконтрольный немцам Союз фермеров. Так что ван де Бос сперва посмотрел на дядю Бена с подозрением, однако, поскольку с ним вместе приехал сын бургомистра, которому все доверяли, его сомнения вскоре рассеялись.
– Хорошие люди здешние фермеры, – заметил на обратном пути дядя Бен.
– Ага, – с долей обиды в голосе откликнулся Михиль, – теперь-то вы, городские, называете их хорошими. А до войны потешались над ними, оттого что они возятся с навозом, и как только не обзывали.
– Ничего подобного! Кто-кто, а я всегда относился к крестьянскому труду с огромным уважением.
Оставшаяся часть дня прошла спокойно. Издалека, со стороны реки Эйссел, доносились отдельные выстрелы, но к этому все уже так привыкли, что не обращали внимания. Михиль покормил кур и кроликов, отнес по просьбе отца письмо одному из его заместителей (телефон не работал), помог проходившему мимо дома ходоку с запада, у которого опрокинулась тележка с картошкой, – короче, старался принести пользу. Где-то в глубине души он торопил время, словно говоря про себя: «Скорее бы наступило завтра». Виной тому было волнение из-за налета, в котором участвовал Дирк. Честно сказать, не так уж это и опасно. Подобные налеты происходили регулярно. Но всё-таки…
Наступил вечер, и дом, по обыкновению, наполнился полузнакомыми людьми. Между девятью и десятью в небе непрерывно рычали моторы самолетов – это американские бомбардировщики летели в Германию.
– Значит, погибнет еще несколько тысяч простых немцев из гражданского населения, – вздыхала мефрау ван Бёзеком, но Эрика с Михилем не слишком расстраивались.
– Сами виноваты, – резко произнес бургомистр. – Это они развязали войну. Это они первыми стали бомбить мирные города – Варшаву и Роттердам. Око за око.
– Но девчушка в Бремене, которой, может быть, прямо сейчас в ногу попал осколок, не имеет ни малейшего отношения к бомбардировке Роттердама, – возразила мефрау ван Бёзеком. – Война – это ужасно.
Девчушка с осколком в ноге – собравшиеся еще долго не могли отделаться от этого мрачного образа. Но через какое-то время рокот моторов смолк.
Карбидная лампа тоже постепенно угасала. Михиль вышел в сад и принялся напряженно всматриваться, что происходит у соседей. Ничего не видно и не слышно. «Дирк уже наверняка давно вернулся», – успокаивал себя Михиль. Он как раз хотел зайти обратно в дом, когда услышал шум приближающейся машины. Юноша инстинктивно прижался к стене. Машина еле тащилась. Но быстрее она ехать и не могла, поскольку из затемненных, как тогда полагалось, фар пробивался только слабый лучик света. К ужасу Михиля, машина остановилась у дома Кнопперов. Блеснул свет карманного фонарика. Михиль еще сильнее вжался в стену. За садом, перед домом Дирка, остановилось несколько человек. Раздался звонок, такой громкий, что его услышал даже Михиль. Затем в дверь с силой ударили сапогом.
– Aufmachen!
[8]
Приказ, несомненно, был исполнен, потому что до Михиля донесся испуганный голос отца Дирка и громкие выкрики немцев, которых юноша не понимал. Солдаты вошли в дом, и на улице стало тихо.
«Значит, план Дирка провалился», – в смятении подумал Михиль. Его друга поймали, либо немцам известно, что он участвовал в налете. Готовое выскочить из груди, сердце юноши бешено колотилось.
Задняя дверь дома Михиля приоткрылась, и менейр ван Бёзеком тихонько окликнул его в темноте:
– Михиль, ты всё еще в сарае?
– Я здесь, – прошептал стоявший всего в полуметре от отца юноша.
Бургомистр вздрогнул от неожиданности и издал какой-то чудной звук.
– Тс-с!
– Что ты тут делаешь, Михиль?
– У Кнопперов обыск.
Отец прислушался. Ни звука. Только вдали залаяла собака.
– С чего ты это взял?
– Я только что видел, как фрицы вошли в дом. Сапогом в дверь – и вперед.
– Не могу себе представить, чтобы Кноппер решился хоть в чём-то пойти поперек режима. К тому же у них ведь расквартированы немецкие офицеры. Или они обыскивают все дома подряд?
– Нет, – возразил Михиль. – Они целенаправленно приехали к Кнопперам.
Бургомистр задумался.
– Может быть, это из-за Дирка? У него же есть справка об особо важной работе, освобождающая его от отправки на рытье окопов в Германию. А вдруг он связан с подпольем?
Михиль чуть не выложил отцу про налет на бюро по распределению карточек в Лахезанде и письмо в курятнике. Но вовремя прикусил язык. Отец тоже ничего не говорил. Оба размышляли о своем.
И вдруг дверь дома Кнопперов открылась. Немцы вышли на улицу и направились к машине. Михиль видел, что они никого с собой не забрали. Едва заметная в темноте мефрау Кноппер застыла в дверях, судорожно причитая:
– Не убивайте его. Он мой единственный ребенок. Не убивайте его.
Дверцы захлопнулись, машина уехала.
– Я к ним зайду, – решительно произнес бургомистр. – Объяснишь маме, где я?
– Хорошо.
Михиль вошел в дом. Гости уже устроились на своих спальных местах, а мама возилась в кухне при свете свечного огарка. Юноша рассказал ей об увиденном.
– Я хочу дождаться папиного возвращения.
– Конечно, – разрешила мама. – Только пойди надень пижаму.
Михиль на ощупь отправился к себе наверх. Поднявшись по лестнице, он с удивлением обнаружил, что в комнате горит слабый свет.
– Не пугайся, – произнес чей-то голос. – Это я.
Голос принадлежал дяде Бену.
– Что вы тут делаете?
– Мне понадобился английский словарь, – шепотом объяснил дядя Бен, – я нашел его у тебя на полке. Надо бы написать письмо в Англию, а по-английски я уже давненько не разговаривал. Так-так, вот, нашел. «Динамит». Разумеется, всё просто: dynamite. И как я сам не догадался! Ладно. Спасибо и спокойной ночи.
