«Я не могу тебе сказать – почему, но именно тут надо развеять мой прах».
«Тут? – Я не смог удержаться от смеха – и София тоже. – Но… разве это разрешено?»
«Я же сказала: жизнь состоит не только из аргументов! – София закрывает глаза и поднимает указательный палец. – Кроме того, в статье 25 бранденбургского
Закона о погребениях говорится, что в отдельных случаях развеивание праха вне кладбищ может быть разрешено местным управляющим органом».
«Нам никогда не получить разрешения!»
«Я хочу этого, что бы там ни было! – Она снова берет меня под руку, и мы идем дальше по парку, держа собаку на поводке. – Но если ХДС на этот раз победит, то у меня появятся совсем другие заботы вместо моих похорон. Если эвтаназию сочтут преступлением, то мне едва ли найти врача, который оказал бы мне последнюю помощь».
София вздыхает, и она права, так как уже давно Герман Грёэ (Grohe), член ХДС и министр здравоохранения нашей великой новой коалиции, много раз выступал с заявлениями, что «всякая форма организованного самоубийства» должна быть запрещена. В 2014 году этого запрета в ФРГ фактически не было благодаря тогдашнему министру юстиции Сабине Лёйтхойсер-Шнарренбергер.
Уже в 2012 году ХДС хотел криминализировать эвтаназию как особую помощь врача в случае, если прочие медицинские меры не увенчались успехом. Но тогда именно женщина с самой, пожалуй, длинной фамилией среди политиков помешала этому запрету, произнеся удивительно ясные слова: «Самоопределение играет для нас, либералов, центральную роль, когда речь идет о деликатной в этическом плане проблеме суицида», – так высказалась эта дама – и тем самым напомнила представителям партии ХДС, что, согласно коалиционному соглашению, речь идет исключительно об «эвтаназии, ориентированной на пользу». – «Расширять запланированный запрет – (на «бесплатно оказываемую помощь в самоубийстве», как это было тогда названо в заявлении ХДС), – СДП отказывается».
И именно это различие – деловое, но или бесплатное, или «ориентированное на пользу» – играет огромную роль в практике врача. И вскоре известнейший специалист по эвтаназии, Уве Кристиан Арнольд, записывает историю из своего многолетнего опыта, которая проиллюстрирует это с убийственной ясностью: один его старый друг, профессор медицины и главврач в больнице, страдает от амиотрофического бокового склероза, мышечной болезни, которая в течение очень короткого времени должна привести к параличу почти всех частей мышц и, наконец, к так называемому синдрому «запертого человека». В этом состоянии «погребения заживо в собственном теле», как охарактеризовал это сам пациент, можешь только делать движения глазами, при этом ты обычно пребываешь в полном сознании и иногда мучаешься так годами.
По предложению ХДС врачам должно быть запрещено давать таким пациентам по их желанию до наступления полного паралича лекарство, которое мягко и безболезненно избавило бы их от жизни прежде, чем она превратилась бы в муку.
В 2012 году победила идея самоопределения, но теперь карты в политическом покере снова перетасовались: с недавнего времени нашей страной правит крупная коалиция ХДС и СДПГ, а значит, люди, считающие, что они представляют в Бундестаге не только народ, но и Бога.
И поскольку они могут, наконец, делать свою христианско-политическую работу без либеральной ругани по поводу прав индивидуума на самоопределение, похоже, появился новый шанс окончательно криминализировать эвтаназию – вполне в духе всемогущей христианской фантазии, согласно которой только Бог вправе положить конец человеческой жизни, человек же – не вправе.
«Вот ведь такое дерьмо, а? – говорит София. – И как раз тогда, когда я хочу умереть!»
«Сейчас? – я остановился. – Я… я думал, тебе лучше?»
«Лучше, хуже, выше, ниже – кто знает! – Она снова поворачивается к дубу. – С помощью химии вот уже много лет я делаю один шаг вперед, а потом два шага назад. Запасной выход уже готов, и скажу прямо: я соглашусь на еще одну химию, но если потом зрение не улучшится, то я воспользуюсь этим запасным выходом».
«Но… я же…» – Воспоминания о нашем блок-семинаре оживают в моей памяти, и у меня снова перехватывает горло.
«Все в порядке, Фил! – София отирает слезу с моей щеки. – Я прожила свою жизнь, сама себя определяя, и смерть свою тоже хочу определить сама. Много лет я тяжело болела – врачи называют это “терминальным состоянием”, – и при минимальных шансах на исцеление прожила 17 лет настолько хорошо, насколько смогла. Теперь передо мной только одна перспектива – боль, а ты знаешь, что я ее испытываю уже много лет. Но она так сильна, что я понятия не имею, что мне еще грозит дальше, если не прибегнуть к эвтаназии. – Она смотрит на меня серьезно. – Я бы жалко подыхала, Фил, неделями, месяцами, каждая следующая минута была бы невыносима! – Ее широко раскрытые глаза полны слез. Ее грудь поднимается и опускается быстрее, и она хватается за мои руки. – Мне этого не пережить, понимаешь? Никто не может выиграть эту последнюю схватку, а для меня она столь тяжела, что никто не может от меня ждать, чтобы я вообще в нее вступила. – Она долго смотрит вдаль. – Только я сама определю свою смерть и не стану советоваться ни с врачом, ни с политиком, ни – тем более – со священником!
«Внимание! – внезапно раздается женский голос из громкоговорителя, звучащий, словно в каком-то научно-фантастическом фильме. Двое туристов-азиатов испуганно выбегают из павильона. – Вы только что пересекли черту безопасности. Пожалуйста, не прикасайтесь к павильону».
София смеется. «Забавно! – восклицает она, и ее лицо просветлело. – И совершенно абсурдно… да, именно здесь и нужно развеять мой прах!»
В этот момент мы с Софией можем, конечно, только догадываться, что тройственный союз чиновников здравоохранения, христианских политиков и духовенства будет еще сильнее разжигать публичные дебаты об эвтаназии – особенно тем ложным аргументом, будто агентства по оказанию эвтаназии хотят наживаться на торговле смертью.
А спустя несколько лет анестезиолог Матиас Тёнс опубликует цифры, взятые из его профессиональной жизни, которые недвусмысленно показывают, что на смерти денег не зарабатывают никаких, зато немало зарабатывают их на умирании. Смертоносный препарат стоит всего несколько евро, из которых врач не видит ни цента, зато умирание в хосписе приносит их хозяевам кучу денег – и чем дальше твое умирание продолжается, тем больше денег идет им в карман.
