Из истории политического терроризма в России
Поскольку и сегодня политический терроризм является одной из главных угроз безопасности граждан, общества и государства, в своей книге мы никак не можем обойти вниманием эту чрезвычайно важную проблему.
Прежде всего отметим, что появление политического терроризма в России не было чем-то уникальным: в тогдашней Европе подобного рода идеи развивались в работах германских, итальянских, французских авторов, оказывая пагубное влияние на умы и настроения наших соотечественников.
Как уже упоминалось, первым актом политического терроризма в России явилось покушение на Александра II, совершенное Дмитрием Каракозовым 4 апреля 1866 года.
Хотя Каракозов и был членом тайного революционного общества «Организация», однако покушение это, как отмечал полицейский историограф Н. Н. Голицын, «исходило почти из личной инициативы, потому что заговор имел очень мало участников и не обладал действительными связями с тогдашними революционными кружками».
Основателем «Организации», как и террористической группы с лаконичным названием «Ад», являлся двоюродный брат Каракозова, Николай Андреевич Иптутин. Всего по делу о покушении на государя императора в Москве полицией было арестовано около двухсот человек. После неудачного выстрела Каракозова «император призвал все общественные классы и сословия стать на путь порядка, отказаться от разрушительных, крайних идей, показать бдительность и строгость, призывал к умиротворению умов и сердец».
С заговорщиками Александр II обошелся относительно мягко. Из двухсот арестованных по делу о покушении только тридцать два предстали осенью 1866 года перед Верховным уголовным судом. Пятерых приговорили к смертной казни, которая «по высочайшей конфирмации» была заменена каторжными работами на двадцать лет; однако в 1871 году все находившиеся на каторге были переведены на поселение. Многие из числа не представших перед судом ишутинцев были сосланы в административном порядке.
Хотим обратить внимание читателей на одно важное обстоятельство: террористические замыслы ишутинцев были вдохновлены слухами о некоем Европейском комитете, ставившем своей целью совершение убийств монархов (об этом сообщил своим товарищам, вернувшись из-за границы в 1865 году, один из членов кружка, И. А. Худяков). Кроме того, заговорщиков воодушевило и покушение на Наполеона III: 4 января 1858 года итальянский революционер Феличе Орсини бросил бомбу, вследствие чего погибли около десятка человек, хотя сам император и не пострадал. Это был не только первый в истории случай применения в террористических целях взрывного метательного устройства, но и первый акт «рассеянного», или «слепого», терроризма.
В нелегальной печати развернулась целая дискуссия: а допустимы ли вообще террористические методы как средство революционной борьбы?
Активно обсуждался этот вопрос и в российском обществе в конце XIX — начале XX веков.
Отметим также, что полицейские чиновники, готовившие официальные обзоры революционного движения в России, не обвиняли огульно всех оппозиционеров в приверженности исключительно насильственным, террористическим методам борьбы. Так, сообщая о деятельности петербургского комитета «Земли и воли», Голицын подчеркивал, что тот отличался «от чисто террористических комитетов тенденциями более мирными, более реформаторскими и, прежде всего, демократическими».
Следующим шагом в истории политического терроризма в России стала попытка Сергея Нечаева организовать террористическую организацию «Народная расправа». В ходе одного из обысков у Нечаева был обнаружен составленный им устав этой организации, называвшийся «Катехизис революционера». По нашему мнению, глубоко ошибочным явилось решение властей опубликовать в официальном «Правительственном вестнике» этот документ, дабы дискредитировать заговорщиков. В результате «Катехизис» приобрел широкую известность и стал своего рода учебным пособием для будущих террористов.
Проходивший в Москве в 1869 году суд над участниками кружка Нечаева — сам он предусмотрительно скрылся за границу — стал первым открытым судебным процессом над террористами в России. Интересно, что осуждение Нечаева в 1873 году стало возможным благодаря его экстрадиции швейцарскими властями России как уголовного преступника.
Апофеозом развития террористических тенденций в российском социально-политическом движении стало образование в 1879 году «Народной воли» — многочисленной народнической организации, провозгласившей своей целью борьбу с самодержавием и с самого начала избравшей основным методом действия террор. Народовольцы сразу заявили о себе, осуществив в том же году ряд террористических акций. Они выпускали нелегальную газету, распространяли прокламации и установили связи с многочисленными революционными кружками.
Выстрел Веры Засулич в петербургского градоначальника Трепова 24 января 1878 года, констатирует Голицын, «освятил собой начало террористического периода, к которому ни правительство, ни полиция не были достаточно готовы». Оправдание Засулич судом присяжных, пишет он далее, показало, что «а) правительство в некоторые моменты может оказаться в затруднительном положении и б) что большая партия „либералов“ была в состоянии серьезно поддержать дело революционеров. Убеждение это, которое превратилось вскоре… в преувеличенное мнение о своем могуществе и уверенность в слабости сопротивления, которое может быть им оказано, довело террористов до покушений на самых высоких представителей власти».
Оставшийся безнаказанным выстрел Засулич повлек за собой целую серию террористических покушений на различных сановников в 1878–1881 годах. Так, 23 февраля 1878 года в Киеве был убит товарищ прокурора М. М. Котляревский, а 25 мая там же — жандармский ротмистр Г. Э. Гейкинг. Ну а 4 августа террористы нанесли удар уже в Петербурге: среди белого дня был смертельно ранен главный начальник III отделения С. Е. И. В. канцелярии и шеф Отдельного корпуса жандармов Н. В. Мезенцов.
В связи с этим убийством 20 августа в «Правительственном вестнике» было опубликовано специальное заявление. В нем, в частности, подчеркивалось: «Правительство отныне с неуклонной твердостью и строгостью будет преследовать тех, которые окажутся виновными или прикосновенными к злоумышлению против существующего государственного устройства, против основных начал общественного и семейного быта и против освященных законов прав собственности…»
Порочный круг, как это еще не раз случится в истории, замкнулся: революционный террор закономерно вел к усилению репрессий.
В связи с очередным покушением на Александра II, предпринятым 2 апреля 1879 года А. К. Соловьевым, последовал ряд указов: отныне дела о политических преступлениях передавались в ведение военных судов. А с 1 сентября ими также рассматривались и дела о сопротивлении полиции.
У террористов, безусловно, имелась и своя, пусть и извращенная, логика. В марте 1879 года они откровенно изложили свои взгляды в «Листке „Земли и воли“»: «Три-четыре удачных политических убийства заставили наше правительство вводить военные законы, увеличивать жандармские дивизионы, расставлять казаков по улицам, назначать урядников по деревням — одним словом, выкидывать такие salto mortale
[3] самодержавия, к каким не принуждали его ни годы пропаганды, ни века недовольства во всей России, ни волнения молодежи, ни проклятия тысяч жертв, замученных на каторге и в ссылке… Вот почему мы признаем политическое убийство за одно из главных средств борьбы с деспотизмом».
