Вскрытые факты массовых необоснованных репрессий, сопровождавших сплошную коллективизацию, были объявлены «отступлением от правильной судебной политики», а циркуляр Наркомата юстиции предписал прокурорским работникам впредь «бороться против ненужного массового привлечения и огульного применения репрессий».
Получив после образования НКВД всю полноту власти в свои руки, пользовавшийся доверием Сталина Ягода первым делом провел расстановку преданных ему кадров на ключевые посты, а затем принялся насаждать собственные представления о методах чекистской деятельности.
Поскольку никакого положения о НКВД СССР и его органах на местах принято не было, то в правовом отношении деятельность этого наркомата, а также деятельность подчиненных ему подразделений госбезопасности не была урегулирована должным образом. А это создавало предпосылки для произвола, беззакония и злоупотреблений властью, что крайне отрицательно сказалось на деятельности НКВД.
Мало того, после убийства 1 декабря 1934 года первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б) Сергея Мироновича Кирова Президиум ЦИК СССР в тот же день принял постановление «О порядке ведения дел по подготовке или совершению террористических актов». Согласно этому документу устанавливался десятидневный срок ведения следствия по данной категории дел, обвиняемые фактически не имели права на защиту (так как исключалось участие в заседаниях суда адвокатов) и кассационное обжалование приговоров. Аналогичный порядок был распространен 14 сентября 1937 года и на рассмотрение дел о вредительстве, диверсиях и контрабанде. (Эти нормативные акты, как противоречащие Конституции СССР, были отменены только 19 апреля 1956 года.)
И наконец, 5 ноября 1934 года было учреждено Особое совещание (ОСО) при наркоме внутренних дел СССР для рассмотрения конкретных обвинений, что явилось прямым нарушением положений «Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» от 29 октября 1924 года, а также Конституции СССР, предусматривавших отправление правосудия только судом.
Кроме того, приказом наркома от 27 мая 1935 года в НКВД — УНКВД республик, краев и областей были образованы так называемые тройки — органы внесудебной репрессии (в составе начальника органа НКВД, первого секретаря областного, краевого или республиканского комитета ВКП(б) и прокурора), получившие право выносить решения о ссылке, высылке и о заключении в лагеря на срок до 5 лет. Тридцатого июля 1937 года права республиканских, краевых и областных троек НКВД были расширены: они могли приговаривать граждан и к другим мерам наказания, вплоть до высшей. Конечно, далеко не все чекисты мирились с поднимавшимся в стране валом беззакония, о чем еще будет сказано дальше.
Мы проанализировали биографии 571 руководителя НКВД СССР и можем утверждать, что в 1936 году картина была следующая: 80 % их были старше 40 лет; 2/3 сотрудников работали в ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД с 1920-х годов; более половины были, как тогда выражались, непролетарского происхождения; только 14,5 % из них имели высшее образование, почти 50 % — среднее.
Итак, если Ягода запустил маховик беззаконных репрессий, то сменивший его 26 сентября 1936 года на посту наркома внутренних дел секретарь ЦК ВКП(б) по кадрам Николай Иванович Ежов считал своим непосредственным долгом бездумно воплощать в жизнь указания Сталина.
В качестве первоочередной задачи Ежов провозгласил очищение НКВД от «либеральных, колеблющихся элементов», вследствие чего только за первые три месяца его пребывания на этом посту из системы органов безопасности «за принадлежность и связи с контрреволюционерами, троцкистами, правыми, националистами, за предательство и шпионаж» был уволен 1361 сотрудник, из которых 884 были арестованы.
Также был расстрелян ряд действовавших и бывших руководителей ОГПУ и ГУГБ: А. X. Артузов, М. И. Гай, В. А. Кишкин, Л. Г. Миронов, Г. И. Бокий, Г. А. Молчанов, К. В. Паукер, В. А. Балицкий, А. Г. Белобородов, Г. С. Мороз, М. Я. Лацис, И. А. Акулов, С. А. Мессинг, Я. X. Петерс, М. А. Трилиссер, И. С. Уншлихт и другие.
Как подсчитали историки, к началу 1940 года было арестовано 75 % руководящего состава центрального аппарата НКВД СССР, а также республиканских наркоматов и областных управлений внутренних дел.
О масштабах репрессий в самих органах безопасности красноречиво свидетельствуют следующие цифры: с 1 октября 1936 по 1 января 1938 года из 24 500 сотрудников ГУГБ выбыло 5898 человек, или почти четверть его кадрового состава. При этом были арестованы 1373 человека, 153 из них — работники центрального аппарата ГУГБ.
За этот период только в Контрразведывательном отделе центрального аппарата были арестованы 20 начальников отделов и отделений и 26 их заместителей и помощников, то есть практически трижды произошло обновление руководящего состава контрразведки страны.
Теперь не менее 60 % сотрудников контрразведывательных подразделений в Москве и на периферии составляли чекисты нового призыва.
Была полностью нарушена преемственность поколений, утрачены опыт оперативной работы и контрразведывательное мастерство, снизился профессионализм личного состава, что не преминуло сказаться на результатах оперативной деятельности, на чем мы еще остановимся далее.
Многие оперативные работники осуждались за «причастность к заговору в органах НКВД», изобретенному Ежовым. Основанием являлись критика его деятельности и протесты против утверждавшихся методов оперативной и следственной работы. Таким образом, чекисты сами становились жертвами репрессий, при этом ответственность за массовые репрессии впоследствии была возложена Берией непосредственно на сотрудников НКВД, представлялась как результат деятельности врагов народа, пробравшихся в данную структуру.
В коллективах подразделений ГУГБ формировалась атмосфера подозрительности и недоверия, сковывавшая инициативу личного состава, порождавшая стремление перестраховаться, придержать собственное мнение.
Сам факт длительной работы в органах ВЧК — ОГПУ — НКВД становился поводом для арестов: формально предъявлялись обвинения в шпионаже и связи с врагами народа (а также «в осуществлении репрессий по заданию иностранных разведок в целях компрометации линии партии путем расправы с невинными людьми»), однако в действительности чекистов устраняли как нежелательных свидетелей произвола и беззаконий.
Впоследствии Ежов заявлял: «Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил… Кругом меня были враги народа, мои личные враги…» В письме в ЦК ВКП(б) с просьбой об отставке в ноябре 1938 года он дал следующую «самокритичную» оценку своей деятельности на посту наркома: «Вместо того чтобы учитывать, что заговорщикам из НКВД и связанным с ними иностранным разведкам за десяток лет минимум удалось завербовать не только верхушку ЧК, но и среднее звено, а часто и низовых работников, я успокоился на том, что разгромил верхушку и часть наиболее скомпрометированных работников среднего звена. Многие из вновь выдвинутых, как теперь выясняется, также являются шпионами и заговорщиками».
Внутренние репрессии в НКВД приобрели небывалый размах: только в 1934–1939 годах за «контрреволюционные преступления» были расстреляны 21 880 бывших и действовавших сотрудников органов безопасности.
