Особо отметим, что, несмотря на существовавшую систему вынесения несудебных решений (Судебной коллегией ОГПУ, образованной в 1929 году, Особыми совещаниями при наркомах внутренних дел, а также тройками) в 1920-1950-е годы большинство приговоров по «контрреволюционным преступлениям» все же выносилось судами, при участии государственных обвинителей (прокуроров), в процессуальных рамках и на основе существовавших тогда правовых норм.
Таким образом, абсолютно необоснованным, на наш взгляд, является возложение вины за репрессии в те годы исключительно на органы государственной безопасности, поскольку они являлись лишь одной из составных частей механизма государственного управления, посредником и соисполнителем воли законодателя, выраженной в форме закона.
Принятое 17 ноября 1938 года совместное постановление ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров СССР «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» перекладывало ответственность за массовые репрессии с их вдохновителей и организаторов на исполнителей. В нем, в частности, говорилось: «Работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования… отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы…
Органы прокуратуры со своей стороны не принимают необходимых мер к устранению этих недостатков, сводя, как правило, свое участие в расследовании к простой регистрации и штампованию следственных материалов… не только не устраняют нарушений революционной законности, но фактически узаконивают эти нарушения.
Все эти отмеченные в работе органов НКВД и прокуратуры совершенно нетерпимые недостатки были возможны только потому, что пробравшиеся в органы… враги народа всячески пытались оторвать органы НКВД и прокуратуры от партийных органов, уйти от партийного контроля и руководства, а тем самым облегчить себе и своим сообщникам возможность продолжения своей антисоветской подрывной деятельности. Они сознательно извращали советские законы, совершали подлоги, фальсифицировали следственные дела».
Однако о том, что в реальности всё было далеко не так, свидетельствует следующая шифротелеграмма, направленная ЦК ВКП(б) 10 января 1939 года секретарям обкомов и крайкомов, в ЦК компартий республик СССР, а также наркомам и начальникам управлений НКВД: «…ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)… Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых разнообразных формах. Спрашивается: почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа как совершенно правильный и целесообразный метод».
Назначенный 25 ноября 1938 года наркомом внутренних дел Берия должен был исправить наиболее вопиющие преступления и ошибки своего предшественника. При нем были осуществлены первые реабилитации невинно осужденных лиц. В то же время «за допущенные ошибки и нарушения законности» были приговорены к высшей мере наказания бывший нарком Ежов и его заместители Агранов, Фриновский, Берман, Прокофьев, Жуковский, Заковский.
На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 года массовые репрессии и разного рода чистки были подвергнуты критике.
В решениях этого съезда имелся также пункт относительно того, что основные усилия социалистической разведки, как тогда именовали органы госбезопасности, должны быть направлены не внутрь страны, а на борьбу с иностранными спецслужбами.
В конце 1980-х — начале 1990-х годов в СМИ получил распространение тезис о том, что-де в Советском Союзе в предвоенные годы искусственно раздувалась шпиономания, насаждалась психология «осажденной крепости».
Однако сторонники данного подхода, на наш взгляд, упускают из виду объективные процессы, имевшие место на Европейском континенте в годы, предшествовавшие началу Второй мировой и Великой Отечественной войн.
Тем более, что уже тогда начал явственно ощущаться «процесс глобализации», то есть усиления взаимосвязи и взаимовлияния государств в системе международных отношений.
В предисловии к опубликованной в Париже за полтора года до начала Второй мировой войны книге Луи Ривьера «Центр германской секретной службы в Мадриде в 1914–1918 годах» генерал Максим Вейган, бывший в то время вице-президентом Высшего военного совета Франции, пророчески писал: «Вероятно, никогда еще столько не говорили о войне, как теперь. В разговорах все сходятся на том, что если бич войны снова поразит Европу, то на этот раз война будет всеобъемлющей (тотальной). Это значит, что в борьбе будут участвовать не только люди, способные носить оружие, но будут мобилизованы и все ресурсы нации, в то время как авиация поставит самые отдаленные районы под угрозу разрушения и смерти». (Концепция «тотальной войны» впервые была сформулирована в 1935 году в одноименной книге бывшего заместителя начальника Генерального штаба Германии Эриха Людендорфа.)
«Наряду с открытым нападением на врага, — продолжал Вейган, — в широких масштабах развернется и так называемая „другая война“ — война секретная и также всеобъемлющая, в задачу которой войдут деморализация противника, восстановление против него широкого общественного мнения (пропаганда), стремление узнать его планы и намерения (шпионаж), препятствование снабжению (диверсии в тылу)…»
Генерал Вейган хорошо знал предмет, о котором говорил, поскольку до этого в течение пяти лет возглавлял французский Генеральный штаб, которому подчинялось знаменитое Второе бюро — военная разведка Франции. А в описываемый период он лично вел переговоры с турецкими властями и представителями кавказской белоэмиграции об организации разведывательно-подрывной работы на территории СССР.
Давая общую оценку работы Ривьера, генерал Вейган достаточно прозорливо отмечал, что «подобные книги, разъясняя факты минувшего, дают читателю возможность до некоторой степени проникнуть в тайны будущего».
Разумеется, угроза шпионажа со стороны иностранных спецслужб существовала в те времена вполне реально. А на предпринимавшиеся в связи с этим меры по повышению бдительности населения не могли не влиять политические выступления и директивы Сталина. Особенно его заключительное слово на мартовском пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года. Тогда вождь призвал «помнить и никогда не забывать, что, пока есть капиталистическое окружение, будут и вредители, диверсанты, шпионы, террористы, засылаемые в тыл Советского Союза разведывательными органами иностранных государств, помнить об этом и вести борьбу с теми товарищами, которые недооценивают значения факта капиталистического окружения, которые недооценивают силы и значения вредительства».
Эта установка Верховного главнокомандующего объясняет последовавшую вскоре весьма широкую публикацию в СССР переводных работ иностранных авторов о роли разведки в мировой войне, а также их последующие переиздания в 1942–1944 годах.
