Уже во второй половине 1830-х годов жандармские офицеры все чаще стали доносить Бенкендорфу и сменившему его на посту начальника III отделения А. Ф. Орлову о волнениях рабочих промышленных предприятий, докладывая о вызывавших их причинах, ходе следствия по возникающим в связи с этим делам, бедственном положении мастеровых и необходимости оказания им помощи для предупреждения социального взрыва.
Причем эта информация, на основании которой готовились доклады Николаю I, зачастую более объективно освещала события (радение о спокойствии империи в целом и в отдельных ее местах!), нежели сообщения местных властей, стремившихся скрывать подлинные причины и масштабы происходившего.
Так, по представлению III отделения в соответствии с указом Николая в мае 1839 года в Санкт-Петербурге была основана больница на четыреста коек для беднейших слоев населения, а в 1844 году аналогичная больница появилась в Москве. В 1841 году, сообщалось в юбилейном отчете, «была учреждена под председательством генерал-майора корпуса жандармов П. Ф. Буксгевдена особая комиссия для исследования быта рабочих людей и ремесленников в Санкт-Петербурге. Представленные ею сведения были сообщены подлежащим министерствам и вызвали некоторые административные меры, содействовавшие улучшению положения столичного рабочего населения». По результатам работы комиссии 18 декабря 1841 года Бенкендорф представил императору записку «О мерах к отвращению беспорядков в содержании рабочих и ремесленников в Санкт-Петербурге».
Еще в апреле 1869 года Александр II предписывал начальнику Московского губернского жандармского управления генералу И. Л. Слёзкину обратить «особенное внимание на фабрики и фабричных рабочих». Последний, в свою очередь, отмечая, что «рабочие… весьма легко могут быть увлекаемы к разным беспорядкам и даже стачкам», обязал своих подчиненных «иметь самое тщательное наблюдение за фабриками, заводами, мастерскими и вообще за всеми теми местами, где находится приток рабочих, стараться узнавать негласно, не находятся ли между ними злонамеренные лица».
В июне 1869 года в циркуляре III отделения начальникам губернских жандармских управлений подчеркивалось, что «в среде молодежи сильно распространяется вредное в общественном и политическом отношениях направление, и молодежь эта предполагает действовать в возмутительном духе преимущественно среди нижних слоев населения…», причем «агитирующие обращают особое внимание на рабочие артели, в среде которых предполагают развивать социализм».
С середины 1850-х годов все чаще стали возникать также студенческие волнения в университетах. Как отмечалось в нравственно-политическом отчете III отделения за 1858 год, студенты «начали предъявлять неудовольствие на существующий порядок, желать преобразований, обращаться к начальству с разными просьбами». А начиная с 1861 года волнения студентов приобретают «хронический характер» и будут продолжаться вплоть до выхода «даровавшего свободы» царского Манифеста от 17 октября 1905 года.
Так, только при разгоне сходки 12 октября 1861 года были арестованы и отправлены в Петропавловскую крепость триста студентов Санкт-Петербургского университета. В тот же день в Москве были задержаны за участие в демонстрации перед домом генерал-губернатора еще три сотни человек, тридцать девять из которых впоследствии были высланы под надзор полиции.
«Волнения в университетах, — писал в 1888 году один из первых аналитиков-криминологов Департамента полиции Николай Николаевич Голицын, — которые принимали иногда очень серьезный размер, открыли собою начало революционных волнений в русском обществе. Дурные примеры прививались очень быстро, и 17 октября 1861 г. уже имел место первый „политический процесс“, рассмотренный Сенатом (процесс Михаила Михайлова). Переживалось тяжелое время… разгул печати, беспорядки в высших учебных заведениях, появление нового типа женщины — „нигилистки“, „стриженой“… нового и совершенно неизвестного до сих пор типа русского бунтаря, анархиста и „нигилиста“; собрания, темные слухи, сильное экономическое потрясение вследствие изменений отношений между помещиками и крестьянами и т. п. — таковы были новые факторы в первые годы освободительной эпохи. Подпольное движение начало приобретать устойчивость; политические процессы продолжались непрерывно: в 1861 г. их было 2; в 1962 г. — 8, в 1863 г. — 6, в 1864 г. — 4. Становилось очевидным, что приходится иметь дело с известной силой, если не организованной, то во всяком случае широкой, завладевшей частью общества, главным образом молодежью, этой представительницей ближайшего будущего, силы которой были столь необходимы стране для того чтобы довершить дело реформ, уже дарованных и тех, которые должны были еще последовать».
Далее, по словам Голицына, движение начало вовсю развиваться и «выдвигать тип смелых характеров вроде Рахметова — тип непоколебимого физического колосса, вышедшего из низших слоев общества, нечто вроде Геркулеса, каких мог еще в то время выставлять русский народ».
Здесь необходимо пояснить, что мы процитировали выше официальный отчет, подготовленный в Департаменте полиции по поручению министра чиновником для особых поручений Голицыным. Документ этот назывался «Хроника социалистического движения в России. 1878–1887» и был предназначен для передачи французской полиции с целью укрепить взаимное сотрудничество в деле борьбы с российской политической эмиграцией. В 1890 году типография Министерства внутренних дел издала эту брошюру тиражом в сто экземпляров. В самом начале революции 1905 года один экземпляр данного издания попал в руки революционеров и весной следующего года был ими легально опубликован в Москве, в типографии книгоиздательства В. М. Саблина.
Выстрел Д. В. Каракозова, покушавшегося на жизнь императора Александра II 4 апреля 1866 года у ворот Летнего сада в Санкт-Петербурге, открыл новую эпоху в истории России — эпоху политического терроризма.
«События 4 апреля», как в официальных документах того времени именовалось покушение на монарха, и расследование связанных с этим обстоятельств положили начало ужесточению карательной политики самодержавия. Так в России зародился известный алгоритм, действовавший потом на протяжении многих лет: террористическое покушение ведет к ужесточению политических репрессий, в том числе и необоснованных, а последние, в свою очередь, — к новым террористическим актам.
Только в Петербурге в апреле 1866 года было проведено около 450 обысков и арестовано около 200 человек. В Москве была вскрыта целая организация, вынашивавшая планы цареубийства.
В связи с последовавшим после покушения Каракозова усилением реакции все учреждения, порожденные реформами 1860-х годов, были взяты под жандармско-полицейский контроль, в том числе суды, земства, губернские и творческие собрания, университеты, школы и народные училища.
Особый интерес для III отделения представляли высшие учебные заведения, их преподаватели и, конечно, студенты. По сведениям его сотрудников, в период с 1873-го по январь 1877 года учащиеся высших и средних специальных заведений составляли свыше половины от общего числа лиц, «причастных к антиправительственной пропаганде и деятельности».
«События 4 апреля» закономерно повлекли за собой резкое усиление «охранительных» настроений, прежде всего в придворных и правительственных кругах.
