Я чувствовал себя так, как будто очутился на Земле. Ориентироваться в переплетениях улиц, умело лавировать среди прохожих, рассматривая вывески в виде флагов и глазея на открытые ворота магазинов, складов и харчевен, было привычно и знакомо. Это была родная для меня стихия города, как я к нему привык, только без транспорта и в тени гигантских деревьев, растущих местами прямо между зданиями.
Скоро мы вышли на громадную прямоугольную площадь между древних башен. Точнее, это я догадывался, что когда-то это пространство, скорее всего, было площадью. Сегодня, площадь превратилась в рынок, застроенный одноэтажными рядами складов, один конец которых использовался как магазин, а другой, как складские ворота. Проходы, заполненные людьми, чередовались с проходами, заполненными повозками и большими телегами.
Мы ничего не собирались покупать и двигались мимо рыночной площади по направлению к блестящему на солнце океану, когда дорогу нам преградили трое стражников, вышедших прямо перед нами из широких дверей какого-то, видимо, официального помещения — на входе стоял еще один страж на карауле, а над дверьми на высоте второго этажа безвольно висела пара особенно больших знамен красно-черного цвета. Я привычно собрался обогнуть их, делая вид, что мне нет до них дела, но скелле, державшаяся в целом вполне скромно, видимо, не до конца вошла в образ простой девушки, и двинулась сквозь строй суровых воинов, как ледокол сквозь стайку мелких льдинок. Те автоматически расступились, но спохватились и начали смущенно оглядываться, присматриваясь к тому, кто так бесцеремонно разорвал их компанию. Я юркнул следом, на ходу извиняясь, догнал невозмутимо шествующую девушку и попытался на ходу скорректировать ее поведение:
— Ань, ты же простая девушка.
Та посмотрела на меня, как на сумасшедшего, но, видимо, сообразила, о чем я и бросила:
— И что не так?
— Простые девушки — если не ищут защиты, конечно, обычно сторонятся представителей властей, так как от них у простых девушек могут быть только проблемы. Особенно если простые девушки будут расталкивать стражников, как будто те — пустое место.
Ана оглянулась назад, встретилась взглядом с охранниками, по-прежнему провожавшими нас взглядами, и улыбнулась. Блин! Вот это я понимаю — магия! Четыре дядьки не юношеского возраста подтянули животы, поправили одежду и заулыбались, как если бы их одарили молодостью. Я вздохнул:
— Ну, так тоже можно, только, не перегибай.
Девушка, не обращая на меня внимания свернула с нашего пути и направилась к лавке на краю торгового ряда.
— Ань?
— Погоди. Это же жемчуг морских лохов!
Про себя я взмолился, — за что? Что я такого сделал? Опять магазины — я ненавидел необходимость убивать время в абсолютно не интересных мне заведениях, изображая самодвижущийся автономный кошелек на ножках с функцией транспортировщика и интеллектуального советника! За годы, прошедшие с тех пор, как я потерял семью, я уже стал забывать об этом ужасе — неужели я снова попал?
Позволив девушке исследовать прилавки самостоятельно, я скучающе озирался, рассматривая не слишком оживленный рынок. Мое внимание привлекли два странного вида персонажа — один постарше, другой — совсем молоденький паренек. Оба были одеты в просторные хламиды, напомнившие мне рубашки, которые на Земле я видел у арабов в Египте, с той, только, разницей, что у местных они были подпоясаны ярко-красными поясами. В руках они несли два мешка, в которые складывали все, что им выдавали лавочники. Это выглядело как служение буддийских монахов, которые профессионально побираются, обеспечивая таким образом пропитание их общины. Я повернулся к продавцу — молодой женщине стандартного на Мау
4 облика, и спросил:
— А что это за чудики?
Та лениво осмотрела побирушек, скривилась и произнесла одно слово:
— Феус.
— Никогда не слышал. Кто они такие?
Женщина пожала плечами, подала Ане очередную непонятную мне коробочку и, только после этого, ответила:
— Монахи. Побираются.
Меня ее ответ не удовлетворил и так как, все-равно, делать было нечего, я продолжил расспросы:
— Монахи. А во что они верят? Чему служат?
— Верят, что мы все пришли из другого лучшего мира. Что боги дали нам феус, чтобы мы могли вернутся домой, но мы его потеряли. Говорят, что когда боги вернутся, то всех покарают, кроме тех, кто ищет этот самый феус.
Я ошарашено смотрел на продавщицу. До меня внезапно дошло — на древнем языке «пхеу» означало «физика» по-русски. Ну, еще «быть» или «расти». На каком-то наитии я спросил:
— Новый феус?
5
Продавщица, равнодушно перекладывая свои коробочки на прилавке, также равнодушно, скривилась:
— Это они себя так называют. Мы их называем старый феус, — они усмехнулась, — Вы посмотрите на них — один, может и новый, но второй — точно, нет.
Чудики уже подошли к соседней лавке, старший переложил поданный ему круг колбасы в мешок, а молодой подошел к нам.
— Боги вернутся и всех рассудят. — пробормотал он, как заученную мантру, фразу.
Продавщица достала из-под прилавка сверток и передала ему. Тот, поклонился и пробормотал:
— Ради возвращения домой.
Я очнулся, и отойдя от прилавка заступил дорогу старшему из них:
— Простите любезный. У вас будет немного времени, ответить на несколько вопросов? Меня очень интересует новая физика, — последнее я произнес, так, как оно звучало у древних.
Монах ничуть не смутился:
— Ваше стремление похвально, и я обязан помочь вам, но сейчас я на службе и если не выполню свой долг, то пострадают мои братья. Если ваше желание не мимолетно, то вы справитесь сами. Ответы на ваши вопросы вы всегда найдете на службе в монастыре. Боги вернутся!
Почему-то, я ответил не задумываясь, — Дома вас не ждут.
Монах, уже развернувшийся от меня, остановился, медленно повернулся:
— Не говори так. Ты этого знать не можешь.
— Это я про богов знать не могу, а про дом — очень даже.
Его лицо выглядело намного старше, чем было — высохшее, осунувшееся, с глубокими морщинами, но мне показалось, что он еще довольно молод. Некоторое время он всматривался в меня, затем повторил, — Боги вернутся, — и, уже не оглядываясь, двинулся к дожидавшемуся его молодому монаху.
