– Простите, мисс Амберслей, вы говорили о. – подстегнул он ее к диалогу.
– Я отметила, что именно по этой причине на борту так мало пассажиров. Мы занимаем лишь эту палубу. Как мне сообщили, над нами располагается хранилище, а еще выше палуба второго класса, и она совершенно свободна – все каюты заполнены едой. В основном, овощами. Только представьте! Тонны картошки, моркови, репы – и все это над нашими головами! – Ее глаза блестели, воображая такое количество корнеплодов. Интересной беседой тут не пахло. По крайней мере, слова мисс Амберслей объясняли ремарку фрау Роборовски о взрывающихся картофелинах.
– То есть кроме палубы первого класса остальные не заселены? Ну и еще палуба экипажа.
Харльманн поднял руку в вопрошающем жесте.
– Палуба экипажа ведь находится на самом верху? Как и инженерная палуба, и прочие рабочие помещения? Не слишком ли наша птичка… тяжела в верхней части?
Штену, судя по всему, уже приходилось отвечать на подобные вопросы. Однако он в этот момент поднес к губам бокал, а к тому моменту, как завершил глоток, ДеГарр уже радостно отвечал за него.
– Да, месье, верно – наше судно гораздо тяжелее в верхней части, но, видите ли, так специально задумывалось. Очень распространено заблуждение, что аэросудно во многом похоже на морской корабль, особенно в том, что касается хода и управления. – Он развернул запястье, так что пальцы свисали вниз. – На самом деле, аэросудно висит в небесах как люстра. Таким образом, если, не приведи Господь, один из левитаторов сломается, корабль лишь слегка накренится. Если бы они располагались внизу и произошла подобная ситуация. – ДеГарр пожал плечами, – мы бы рухнули вниз. Пуф!
Кабалу еще ни разу не доводилось слышать, чтобы достойную апокалипсиса катастрофу, которая приведет к ужасам и смертям, характеризовали словом «Пуф!». Он и сам любил прибегать к преуменьшениям, так что слова ДеГарра вызвали у него симпатию.
Капитан Штен добродушно кивнул.
– Я бы не выразился лучше.
Вполне возможно, в его словах была правда.
– Сколько левитаторов несет судно данного класса, капитан? – поинтересовался ДеГарр.
– А действительно, сколько левитаторов несут судно такого класса? – Довольный своим остроумием Штен вновь потянулся к стакану.
– Как пожелаете, – на лице ДеГарра проскользнула улыбка, с какой разговаривают с тупыми детьми. – Так сколько?
Штен замер, не донеся бокал до губ.
– Эм? – Зрачки капитана вращались, пока он пытался сфокусироваться на разговоре. – Левитаторов? Две батареи по восемь штук.
– Параллельное или перекрестное подключение?
– Эм… перекрестное. Так гораздо надежнее.
– Но в то же время гораздо дороже.
Штен развел руки в сторону, желая жестом показать масштаб и при этом не задеть ДеГарра и леди Нинуку.
– Это вам не баржа, сэр.
ДеГарр кивнул.
– Корабль производит впечатление. Мог бы я увидеть больше, прошу вас?
– Простите?
– Позволите мне заглянуть за двери с надписью «Только для персонала»?
Штен замер в нерешительности.
– Политика компании не предусматривает экскурсии по кораблю. Мостик довольно узкий…
– Прошу, капитан. Я был бы вам безмерно признателен. Что же до мостика, то не стоит об этом беспокоиться. Все они похожи друг на друга. Я бы с гораздо большим интересом заглянул в инженерный отсек, если разрешите. Просто чтобы посмотреть, насколько искусство продвинулось с тех пор, как я ушел в отставку.
Штен колебался. Внутри него требования корпоративной политики боролись с рациональным поведением. К принятию решения его неожиданно подстегнул Кэкон.
– Вы вполне можете, капитан, – сказал он, преследуя по тарелке последнюю горошину. – Да эти вшивые сенцианцы скоро облапают каждый сантиметр нашей лодки, и уж они-то, поверьте, не будут просить у вас разрешения. Герр ДеГарр, по крайней мере, джентльмен. Почему сенцианцам дозволено все, а он не может даже пять минут полюбоваться на эти ваши вращающиеся штуковины наверху?
Штен пропустил мимо ушей тот факт, что Кэкон назвал его корабль лодкой, и ответил:
– Боюсь, все не так просто, герр Кэкон. Мне не хотелось бы создавать прецедент.
– Да устройте же ему экскурсию, капитан, – вмешалась леди Нинука. Голос ее звучал, как будто был дарован ей Лорелеей и хорошим учителем риторики. – Лично я даю вам слово, что не стану просить о подобной привилегии.
– Как и я, – вторила ей мисс Амберслей, чем заслужила презрительный взгляд от леди Нинуки, говоривший: «Как будто это возможно».
– И я, – подал голос Кэкон, наконец зажав в угол последние горошины и нанизав их на вилку под пронзительное пиццикато столового серебра о фарфор.
В зале гости согласно зашептались. Капитан Штен с достоинством уступил, и все было подготовлено для того, чтобы провести экскурсию на следующий день. Со своей стороны, Кабал слегка сожалел о том, что ему не представится возможности побывать на инженерной палубе. Его интересовали механизмы действия не только плоти, но и различных металлических приспособлений.
Подали так ожидаемый Кэконом пуддинг – назвать его десертом не поворачивался язык, уж слишком женским было слово. Выбор был не слишком велик: знаменитый миркарвианский пчун, который не только звучал как насморк, но и выглядел соответствующе, и сыр с печеньем. Практически все, даже миркарвианцы, сделали выбор в пользу сыра и печенья. Сыр оказался настолько ядреным, что кожа слезала с неба, но даже так оставался предпочтительнее альтернативы. Однако Кабалу представилась нежданная возможность глянуть на пчун вблизи, когда его заказал Кэкон – единственный из всех присутствующих. Его подали на длинном неглубоком блюде; внешне пчун напоминал кисломолочный продукт, да и пах схоже. В центре этой массы высился островок из зерен, слишком крупных, чтобы быть саго. Островок украшали красные пятна – смесь корицы и красного перца. Кэкон набросился на дессерт с энтузиазмом и принялся громко поглощать.
– Вот что сделает из тебя настоящего мужчину, сынок! – заметил он Кабалу. Тот никак не мог взять в толк, каким образом подобное заявление служило рекламой блюду, особенно для дам.
Наконец, настало время кофе, коньяка и сигар. Леди удалились, – мисс Бэрроу напоследок одарила Кабала недвусмысленным взглядом, – а джентльмены отправились в салон. Кабал чувствовал, что обязан присоединиться к сему ритуалу, но сперва извинился, сказав, что немного задержится. Тот же назойливый стюард, посадивший его рядом с мисс Бэрроу, теперь направил его в ближайший гальюн – как понял Кабал, так на корабельном сленге или техническом жаргоне называли туалет. Он поблагодарил стюарда, хотя гальюн его не интересовал – ему просто требовалось немного времени, чтобы собраться с мыслями. Вместо гальюна он направился в галерею по правому борту, где можно было подышать свежим воздухом, поступавшим через вентиляционные отверстия.
